Самое время для новой жизни

Элисон вынырнула, отфыркиваясь, и поплыла, оставляя за собой колею в воде. С облегчением я увидел, что она улыбается.

– Сама напросилась, – крикнул ей Чак с улыбкой. – Нужно же было остудить тебя.

– Мы и без того уже остыли, – заметила Линдси, все еще недоверчиво глядя на Элисон, которая теперь плавала по кругу на боку, по-прежнему смеясь.

– Это детали, не морочь мне голову, – отмахнулся Чак, а затем шагнул вперед с края камня и плюхнулся в воду рядом с Элисон.

– Эй! – заорал он нам. – Вода-то теплая. Присоединяйтесь!

Я посмотрел на Линдси, она – на меня, улыбнулась, пожала плечами:

– Давай.

Линдси прыгнула с разбегу, как девчонки из рекламы “Маунтин дью”, я же с превеликой осторожностью сполз в воду, стараясь не растянуть, не ушибить поврежденные ребра. Вода оказалась на удивление теплой, почти комнатной температуры, и мы плавали некоторое время, шутя и брызгаясь. Осенний воздух был холоднее воды, поэтому вылезать никому не хотелось.

– Хочу кое в чем признаться, – сказал вдруг Чак.

Мы лениво барахтались в тени валуна. Все посмотрели на Чака выжидательно.

– Это непросто, – добавил он.

– Без ботинок проще, – заметил я.

– Я не про плавание, дурень, – Чак беззлобно брызнул на меня водой. – У всех вас, оказывается, были и другие причины ехать сюда, кроме очевидной, так вот, и у меня была такая причина.

Он замолчал, молчали и мы. Чак редко открывался, и мы боялись неосторожным словом поколебать его решимость. Вскарабкавшись на край валуна, чтобы почувствовать опору под ногами, Чак продолжил:

– Видите ли, друзья, в нашей компании я всегда был, в общем-то, объектом насмешек. Мои любовные связи, мои взгляды, словечки.

– Ладно тебе, Чак, – сказала Линдси. – Знаешь же, это просто дружеские подначки.

– Знаю, – кивнул Чак. – И в каждый отдельно взятый день я вовсе не возражал. Сам давал повод. Но проходят годы, и получается такой совокупный эффект, я чувствую, что меня как личность вы особенно всерьез не принимаете, и меня это злит. Заставляет думать, что, может, я и в самом деле ничего особенного собой не представляю. Но на самом-то деле это не так. Я посвящаю жизнь лечению людей, и я хороший врач, правда хороший. Вот ведь ирония: вы все говорите, что ничего еще не сделали в своей жизни, тогда как я уже стал хирургом, однако при этом почему-то остался шутом.

– Чак, – возразила Элисон. – Все совсем не так.

– Так, так. Но вы не виноваты. Я же не слепой, понимаю, как веду себя. Если уж на то пошло, я сам себя огорчаю. В старших классах был толстяком, вкалывал как проклятый, чтобы в университете меня воспринимали всерьез. И вот прошли годы, однако мой поразительный талант выглядеть клоуном никуда не делся.

– Боже мой, Чак, – сказал я. – Понятия не имел, что ты так все это переживаешь.

– Эй, – улыбнулся он, – я же не жалуюсь. Знаю, вы совсем не хотели меня обидеть, и, как я уже сказал, это моих рук дело. Но аллё, ребятки, смотрите сюда. – Он плюхнулся в воду и немного проплыл на спине. – Я плаваю в одежде, посему прошу принимать меня всерьез.

– То есть опять же устраиваешь представление, – заметила Линдси.

– Так ты об этом просишь, Чак? – уточнила Элисон. – Принимать тебя всерьез?

Чак поглядел на нее задумчиво:

– Менять ничего не прошу. Но, когда мы решили привезти Джека сюда, я подумал: вот наконец прекрасная возможность показать вам, что я могу, в виде исключения предстать врачом, а не балагуром. Я, конечно, хотел помочь Джеку, но, видимо, еще и добивался некоторого уважения к своей персоне. К тому, кто я есть, кем сумел стать.

Он замолчал, осмотрелся смущенно. Мы трое молча барахтались в воде.

– Кто-нибудь хоть слово скажет? – поинтересовался Чак.

– Я вовсе не смеялся над тобой в школе и сейчас не смеюсь, – наконец сказал я. – Просто такой у нас сложился стиль общения, уж не помню когда. И без тебя мы бы ни за что не отважились воплотить в жизнь этот план, так как считаем тебя нашим личным медэкспертом. Может быть, мы мало говорим об этом, но прекрасно понимаем, кто ты есть.

– Наверняка я не единственная обращалась к тебе за бесплатной медицинской консультацией, – добавила Элисон, и все улыбнулись.

– И вообще, – Линдси игриво брызнула на него, – ты недооцениваешь смехотерапию. В смысле периодической разрядки атмосферы мы на тебя очень рассчитываем. В этом тебе равных нет.

– Ну да. Я же, собственно, просто поделился своими мыслями.

– И очень хорошо, что поделился, – одобрила Элисон.

Мы плавали, смотрели друг на друга, словно бы обозначая четыре вершины невидимого ромба, между нами восстановилась симметрия, утраченная со дня приезда в Кармелину. После слов Чака связь между нами – деталями сложного пазла, распавшегося на части несколько лет назад, – обнаружилась снова, и мы соединились в одной картинке. Ощутив, что каждый из нас чувствует необходимость сблизиться с остальными, сплотиться заново и провести ревизию разнообразных душевных ран и увечий, накопившихся со времен университета, мы опять сроднились, и всем стало хорошо.

– Мы как чумные жуки, – сказал я.

– Повтори, – не поняла Элисон.