Самогития

Муравьев хвастался, что он полностью подавит восстание и уничтожит даже имя, язык и культуру народов айстиев. Особенно он требовал по всем статьям стереть из памяти историю Самогитии. Муравьев приказал уничтожить все печатные издания, в которых упоминалось о существовании Самогитии как в прошлом, так и в настоящем. Дворяне, без всякого исключения, при малейшем подозрении подвергались повешению или расстрелу. Он подавлял и наказывал так, что виселицы не пустовали целыми месяцами. Муравьев ездил в железной карете и оглашал смертные приговоры целым деревням, старикам и детям, гнал их пешком в Сибирь, разрешив им на прощание лишь посмотреть на свои объятые красным пламенем дома. Он предлагал щедрые вознаграждения предателям и выплачивал специальные премии крестьянам, предавшим повстанцев, но последнее предложение имело малый успех. Деньги, забранные у богатых, но трусливых людей, сделали Муравьева очень состоятельным человеком.

Когда генерал Муравьев подавил восстание, «либеральный» царь Александр II присвоил ему титул графа. За свою деятельность Муравьев удостоился большого уважения русского народа, но в других странах Европы, особенно в средствах печати, его презирали. Лондонский «Таймс» („The Times“) представлял его как человека со «странностями».

Муравьев-вешатель, как его прозвали в Литве, в своих воспоминаниях хвастался: «Я постоянно удостаивался симпатии России и всего активного русского общества из-за благородного морального и политического присоединения Северо-Западного края. Она выражалась в виде присылаемых мне писем и телеграмм, в которых упоминались более или менее актуальные русским события, например, строительство новых церквей, обращение католиков в православие, открытие новых школ.

Об этом мне писали русские из разных областей, во всех богослужениях упоминалось мое имя. Короче говоря, имя Муравьева в этом краю стало знаменем всех русских. Россия вернула себе владения, которые десятилетиями из-за слабости или глупости как верховной, так и местной власти, позорно превратились в польские провинции.

Одобренное Россией восстановление православия и святого дела русского национализма в Северо-Западном крае, было таким сильным и всеобщим, что изо всех краев нашей огромной родины – от духовенства, аристократии, жителей городов и деревень я получал благодарственные письма за успешное подавление восстания. Кроме писем мне присылали и святые иконы. Все это придало мне моральных, а еще в большей степени физических сил для преодоления местных трудностей и в борьбе с некоторыми высокопоставленными чиновниками, которые возражали против моих методов по выдергиванию с корнями последствий восстания.

Стоит заметить, что во время этого очень ожесточенного восстания, я тоже получал много бранных писем из многих стран Европы, написанных на разных языках. В этих письмах не только выражались угрозы отравить или заколоть меня, но и пророчилось, что никакие методы не помогут подавить восставший народ, потому что вмешается Европа, а Россия будет не в состоянии противиться требованиям Западных стран».

Одним из самых строгих критиков Муравьева в России был князь Александр Суворов, утверждавший: «Наше самое большое несчастье состоит в том, что Муравьев находится в Вильне и ни один из нас не испытывает дружеских чувств по отношению к этому чудовищу, ибо он является гиеной, обкусанной бешеной собакой».

Повстанцами руководил знаменитый главнокомандующий - молодой ксендз Антанас Мацкявичус, который продолжал борьбу даже тогда, когда большинство повстанцев в Литве и Польше уже сдались. Он ушел в леса и начал применять партизанскую тактику. Один поляк, невзирая ни на какие опасности, направился в Самогитию, имея желание попасть в военный отряд молодого ксендза. 23 августа 1863 года в парижской газете «Индепенденс» („Independance“) он описал свои впечатления об этом боевом отряде. Ниже предлагается отрывок из статьи, описывающей небольшой вооруженный отряд повстанцев.

«Примерно через полчаса на другой стороне просеки мы услышали легкое шуршание шелестящейся листвы и осторожные шаги. Они сопровождались характерным гавканьем собаки – это был пароль. Старик ответил. Вскоре из-за деревьев мы увидели несколько людей, вошедших на поляну. Стало ясно, что это авангард. Все мужчины были одеты в длинные серые шинели, достигающие колен и опоясанные кожаными ремнями. На головах у всех были четырехугольные шапки, в руках они держали двуствольные ружья, а за пояса были заткнуты топоры. Каждый в руках держал чистый, довольно большой грубо тканный льняной мешок и охотничий рог.