Самолет без нее

Мальвина была единственным козырем Карвилей против всех утверждений Витралей. Она одна могла сказать, является ли найденный ребенок Лизой-Розой. Леонсу де Карвилю следовало защитить ее, не позволять превращать ее в свидетельницу, выгнать вон детективов — он обладал для этого всеми средствами. Он должен был запретить задавать ей вопросы, оставить ее в покое, отослать куда-нибудь на природу, подальше от мучительного разбирательства, в пансион для детей богатеев, где полно внимательных воспитательниц, веселой ребятни и живых зверюшек в огромном парке… Вместо этого он выставил Мальвину напоказ, заставил ее давать показания — десятки и сотни раз, перед судьями, адвокатами, полицейскими, экспертами… Она недели напролет проводила в официальных кабинетах и приемных, в компании с мрачными типами в строгих костюмах и гориллами-телохранителями — от журналистов ее все-таки оберегали.

Мальвина всем, кто ее допрашивал, говорила одно и то же:

«Да, это моя младшая сестра».

«Да, я уверена. Это Лиза-Роза».

Деду даже не приходилось ее подстегивать. Она была убеждена в своей правоте. Не испытывала ни малейших сомнений. Не допускала мысли об ошибке.

Ей показывали одежду, в которой нашли девочку, — и она ее узнавала. Узнавала ее лицо и плач. И готова была поклясться на чем угодно — на Библии или на любимой кукле, — что говорит правду. В свои шесть лет она успешно противостояла старикам Витралям!

С тех пор я имел возможность наблюдать, как Мальвина взрослела… Впрочем, «взрослела» — это слишком громко сказано. Точнее будет назвать этот процесс старением. Одним словом, я видел, как она превращалась сначала в подростка, затем в девушку. Я видел, как она постепенно отдается во власть безумию. Яростному безумию.

Не стану отрицать — я ее боюсь. На мой взгляд, ее место — в психиатрической клинике, под строгим врачебным надзором. Однако я вынужден признать: она не виновата в том, что с ней произошло. Ответственность за случившееся целиком и полностью несет ее дед, Леонс де Карвиль. Он-то знал что делает. Это он добровольно использовал свою внучку в качестве инструмента для достижения поставленной цели. Вопреки всем советам медиков и мольбам жены он сознательно принес в жертву ее душевное здоровье.

Но самое ужасное заключается в том, что это ему не помогло. Ни капли не помогло!

Потому что Леонс де Карвиль допустил еще одну ошибку, возможно, даже более непростительную, чем первая.

9

2 октября 1998 г., 9.43.

За последние полчаса Лили ни разу не пошевелилась. Она сидела на мраморном парапете на эспланаде у Дома Инвалидов. Камень холодил ноги, но она не обращала на это внимания. В сухом предзимнем воздухе купол Дома Инвалидов почти сливался с фоном белесого, лишенного красок неба.

Несмотря на морозную погоду, прямо перед ней тренировалось человек десять парней на роликовых коньках. Присутствие случайной зрительницы их не только не смущало, но, пожалуй, даже радовало.

Площадка перед Домом Инвалидов, хорошо знакомая парижанам, не относится к числу главных туристических достопримечательностей. Приезжие предпочитают толпиться на Трокадеро, перед Пале-Рояль, на площади Ратуши или Бастилии. Здесь редко кого встретишь. Особенно — такую красивую девушку. Почитательницу спорта, не боящуюся сидеть на холодном камне.

Зачем она пришла? Хочет с кем-то познакомиться?

Роллеры из кожи вон лезли, чтобы ее не разочаровать. Эспланада спланирована так, что здесь удобно отрабатывать скоростные трюки и сложные прыжки. Спортсмены установили в два ряда пластмассовые чурбачки ярко-оранжевого цвета и изощрялись в мастерстве, стараясь переплюнуть друг друга. Так на средневековых турнирах рыцари сражались за сердце прекрасной дамы.

Лили нравилось наблюдать за тренировкой роллеров, нравилось слушать их крики и смех. Чужое оживление помогало ей сохранять спокойствие. А это было нелегко. Все вокруг рушилось. Она вспомнила про дневник Гран-Дюка. Правильно ли она поступила, отдав его Марку? Прочтет ли он записи детектива? Конечно, прочтет… Но вот поймет ли? У Марка с Кредюлем Гран-Дюком сложились непростые отношения. Нет, Марк никогда не пытался обрести в его лице приемного отца, но все же… Вокруг него в жизни почти не было мужчин, и он тянулся к Гран-Дюку. Кроме того, Марк всегда настаивал на том, что чувствует истину. Инстинктивно, как он выражался. Будет ли он готов к тому, что истина окажется иной?

Все эти вопросы кружились и кружились у нее в голове. Но ответов она не находила.

Лили заметила, что на нее пристально смотрит один из спортсменов. Старше остальных, лет сорока — на висках уже пробивалась седина, — он неизменно побеждал в каждом забеге. Сейчас он сбросил на землю кожаную куртку, выставив на всеобщее обозрение прикрытый майкой мускулистый торс. Обводя цепким взглядом эспланаду, он в конце концов обязательно останавливал свои черные глаза на девушке. Резкими чертами лица и хищной грацией, с какой роллер скользил мимо пластмассовых чурбаков, он напоминал Лили стервятника.