Самолет без нее

Она поворачивала его, расстегивала ему пуговицы, выталкивала руки из рукавов… Иногда ей почти казалось, что старик реагирует на ее прикосновения и даже старается ей помочь. А три дня назад Линде почудилось, что Леонс де Карвиль ей улыбнулся. Осознанно улыбнулся. Хотя она знала, что это невозможно. Во всяком случае, если верить мнению врачей. Они в один голос утверждали, что пациент не способен распознавать лица, голоса и другие звуки, что он не отличает одного дня от другого и ничего не помнит. А уж о том, чтобы помочь сиделке снять с него пижаму, и речи идти не могло…

Линда ловко сдернула с длинных бескровных ног старика брюки. Так, теперь трусы. Мокрые. На коврик ванной упало несколько кленовых листьев.

А вдруг они все ошибаются? — мелькнуло у Линды.

Она ухаживала за Леонсом уже почти шесть лет — по два часа по утрам и еще по три днем. Ей нравилось думать, что ее пациент — вовсе не такое уж бесчувственное бревно, за какое его все принимают.

Линда пустила теплую воду и намылила махровую рукавичку. Она всегда начинала мытье с гениталий, затем переходила к ногам. Линда была молодой матерью. Семь месяцев назад у нее родился малыш Гуго. И она умела отличить настоящую улыбку от гримаски, вызываемой газами, а осмысленный взгляд — от туманного и ничего не выражающего.

Она терла рукавичкой левую ногу старика. Откровенно говоря, Линда относилась к Леонсу с симпатией, хотя в этом мрачном доме его ненавидели все. Собственная жена. И родная внучка. Эта чума Мальвина. Сколько гадостей они говорили про Леонса де Карвиля! Что своей компанией он управлял как настоящий тиран, сотнями увольняя рабочих в Венесуэле, Нигерии, Турции. Что у него не было ни стыда ни совести. Что с окружающими он вел себя жестоко. Ну и что? Линде на это было плевать. Лично для нее все шесть лет Леонс де Карвиль оставался резиновой куклой. Беззащитным стариком. Беднягой, о котором никто, кроме нее, не заботился. Никто никогда не обращал на него внимания, не говоря уже о том, чтобы проявить хоть чуточку ласки. В каком-то смысле она относилась к нему как к своему ребенку.

И они отлично понимали друг друга. Старик и медсестра. Они проводили вместе по пять часов в день. Ни один врач в мире не понял бы, что она имеет в виду. Тем более ее не поняли бы Матильда и Мальвина де Карвиль. Но она ни капли не сомневалась, что Леонс де Карвиль еще способен к общению. По-своему, конечно…

Хлопнула дверь.

Рука Линды в намыленной рукавичке замерла на вялом стариковском животе. Так хлопала только входная дверь. А ведь Линда точно помнила, что закрыла ее. Она сняла рукавичку, отложила ее в сторонку и вышла в холл.

Никого. Вроде бы сквозняком потянуло. Впрочем, как раз в этом ничего странного не было. «Розарий» — огромная вилла, с десяток спален и два десятка других комнат. И в какой-нибудь из них обязательно окажется открытым окно. Линда вернулась в ванную. Леонс терпеливо ждал ее. Голый. Он нуждался в ней. Как Гуго. И его тоже нельзя оставлять одного.

Линда допустила оплошность. Погруженная в свои мысли о Гуго и Леонсе, она не обратила внимания на одну важную деталь. Не посмотрела на секретер в холле, возле входной двери.

Конверта из крафт-бумаги на нем больше не было.

Линда снова тяжело вздохнула. Она закончила мыть Леонса де Карвиля и, как каждый день, одела его в чистую пижаму. Она наотрез отказалась использовать памперсы для взрослых, хотя даже в дорогих клиниках сиделки охотно упаковывали в них своих пациентов. Ничего страшного. Она согласна менять больному постельное белье и пижамы. Хоть по два раза в день.

Линда переложила старика в специально оборудованную кровать у него в спальне, рядом с ванной комнатой. В свое время здесь пришлось заново пробить дверь, иначе инвалидная коляска застревала в проеме. Сама кровать являла собой подлинное чудо современной техники — вся напичканная электроникой, управляемой пультом. Постарались, ничего не скажешь. С медицинской точки зрения Леонсу де Карвилю дома было лучше, чем в больнице или в доме престарелых, куда стариков свозят умирать, как будто заранее сбрасывают в общую могилу. А он хотя бы умрет в роскоши. Одинокий, но в роскоши. Матильда де Карвиль уже много лет занимала спальню на втором этаже.

Линда взяла с кровати пуховую подушку и положила на ближайший стул. Обычно она подкладывала ее Леонсу де Карвилю под спину, когда кормила его. Линда посмотрела на часы. До ужина оставалось еще около часа. Она все успевает.