Самолет для валькирии (СИ)

- В зависимости от ветров по трассе -- от четырёх, до пяти часов лететь будем. - сообщил он, но потом, предупреждая следующие вопросы дополнил. - То есть, максимум через пять часов мы будем над Москвой.

- Но какая же скорость у самолёта?!! - округлились глаза у репортёра.

Григорий же просто посмотрел через плечо Ольги на приборную доску.

- Сейчас -- двести километров в час.

Глаза у журналиста уже по привычке наверное, округлились, но он быстро пришёл в себя и задал следующий. Напрашивающийся.

- Но вы сказали "сейчас"... может быть и другая скорость.

- Естественно. Если задует встречный ветер, будет ниже. Мы же летим со скоростью двести не относительно земли, а относительно воздуха. Сейчас ветра почти нет. Так что делайте выводы.

Собственно полёт так и прошёл под мерное гудение двигателя, доклады штурмана о пролёте над очередным населённым пунктом с таким-то названием и с текущим временем. Хронометраж также был в попутной обязанности журналиста. Григорию же только и оставалось подтверждать сообщения Катерины. Но когда наконец приблизились к первопрестольной он засуетился. Вытащил "мешки" и положил их в своё кресло.

Непосвящённый в дело репортёр только крякнул не решаясь спросить. Слишком уж суровый вид был у Григория, когда он разбирал лямки у этих "мешков". Заёрзала на своём месте Ольга. Как раз посыпались доклады по радио от Московского аэродрома.

Григорий глянул за окно, кивнул каким-то своим мыслям, снял свою форменную фуражку и протянул репортёру.

- Когда приземлишься -- принесёшь мне. - бросил он загадочное. Зачем так -- репортёр не понял. Впрочем, продолжение было ещё более странным с его точки зрения.

Григорий одел на голову кожаный шлем и широченные очки, закрывающие половину лица. Нацепил на себя лямки странного мешка, проверил ещё раз всё как на нём всё сидит и принялся разглядывать проплывающие внизу ландшафты.

Вскоре, однако, оторвался и полез к Ольге.

- Как и договаривались: не снижайся пока я не прыгну. Держи самолёт ровно. Я иду на затяжной. Чтобы поменьше болтаться в воздухе. Сделаешь круг над полем и после этого можно будет идти на посадку.

Ольга глянула на Григория. И как-то даже лихорадочно пожелала удачи.

- Всё будет пучком! - радостно заверил Григорий всех, чем ещё больше ввёл в замешательство и авиатрисс, и репортёра.

- Хорошо сидишь? - внезапно оскалившись в ехидной улыбке спросил Григорий у пассажира. - Хорошо пристёгнут?

Тот с готовностью закивал.

- Вот и сиди. Пока самолёт не приземлится. Уяснил?

Репортёр недоумённо закивал.

- И не дай бог мне мешать! - вдруг выпалил Григорий и для пущей убедительности показал репортёру кулак. Тот вообще потерялся. Но когда Григорий вдруг открыл дверь слева от себя, переполошился.

- Я сказал! Сидишь ровно и ничего не делаешь! - ещё больше напугал того Григорий перекрикивая рёв двигателя, ставший внезапно очень громким после отката двери назад...

- Пора! - вдруг выкрикнула Ольга.

- Эх! Как я люблю летать! - с каким-то нереально диким вожделением выкрикнул Григорий и неожиданно для репортёра рванул в открытую дверь. Он и ахнуть не успел, как салон опустел.

- Сиди и не дёргайся! - вдруг очень сурово крикнула Ольга, заметив порыв репортёра и вдруг, почти как сам Румата выпалила. - Всё под контролем!

Ольга верила "господину Румате". Она просто ЗНАЛА, что с ним ничего не может случиться плохого...

А меж тем, грандиозная толпа собравшаяся на поле возле недавно расчерченной ВПП заметила летящий в вышине самолётик и взорвалась приветственными криками. Но вдруг, от самолёта оторвалась какая-то чёрная точка и начала падать. И когда на земле поняли, что падает не какой-то мешок, а именно человек, ибо вёл себя слишком осмысленно, начался массовый падёж дам. В обморок.

Да и мужики, когда увидели падающего человека обомлели. На поле воцарилась почти полная тишина. Только и слышно было как стрекочут в траве кузнечики и шелестит ветер в траве.

А там в небе, Григорий летел к земле раскинув руки и ноги, застабилизировав своё тело в потоках воздуха и в душе его звучала старая-добрая песня:

И оборвали крик мой,

И обожгли мне щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И звук обратно в печень мне

Вогнали вновь на вдохе

Веселые, беспечные

Воздушные потоки.

Я попал к ним в умелые, цепкие руки:

Мнут, швыряют меня - что хотят, то творят!

И с готовностью я сумасшедшие трюки

Выполняю шутя - все подряд.

Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,

Как рубаху от ворота или чеку.

Это было в случайном свободном паденье -

Восемнадцать недолгих секунд.

А теперь - некрасив я, горбат с двух сторон,

В каждом горбе - спасительный шелк.

Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен

В затяжной, неслучайный прыжок!

Беспримерный прыжок из глубин стратосферы -

По сигналу "Пошел!" я шагнул в никуда,-

За невидимой тенью безликой химеры,

За свободным паденьем - айда!

Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,

Хоть условья паденья не те.

Но и падать свободно нельзя -- потому,

Что мы падаем не в пустоте.

Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:

"Не тяни за кольцо - скоро легкость придет..."

До земли триста метров - сейчас будет поздно!