Самолет по имени Серёжка

– Конечно, – торопливо сказал я. А сам подумал: «Уж не рассердили ли мы задремавшего „Кого-то“?.. Ой…»

Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше – наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло буксовало, Серёжка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки у меня уже гудели от усталости.

– Серёжка, ты же замаялся со мной…

– Ни чуточки… – Но дышал он часто.

– Давай отдохнем.

– Ладно… Эй, смотри, вон еще бутылка! – И он выудил из лопухов новую добычу.

Надо сказать, что здесь, в этом безлюдье, мы набрали около десятка бутылок. Сумка у меня под ногами отяжелела и брякала.

Мы устроились на бетонном блоке в тени съехавшего с рельсов товарного вагона. Неподалеку торчала из земли изогнутая железная трубка с медным колесиком крана. Из трубки капало. Серёжка покрутил колесико, и ударила тугая струя. Серёжка брызнул в меня, я обрадовано захохотал. Он тоже засмеялся и стал смывать с колен пятна ржавчины.

Меня-то Серёжка во время путешествия всячески оберегал, а сам порядком извозился. Особенно когда лезли через широченную, метрового диаметра трубу, в которой жило гулкое эхо. Серёжка тащил меня на спине, а сам полз на четвереньках.

Теперь, глядя на него, я понял, что никогда уже не смогу жить без этой дружбы.

Серёжка словно услыхал меня, взглянул мне в лицо. На его ресницах дрожали брызги, и в брызгах горели искры. Я заморгал, закашлялся и ворчливо сказал, что самое время вымыть бутылки.

– Правильно, Ромка! А то кто же их примет, такие грязные!

Я подавал Серёжке бутылку за бутылкой, а он мыл их под упругой струей, бултыхая внутри травяной жгут.

– Ой, Серёжка! – запоздало удивился я. – Ты же говорил, что здесь никого никогда не бывает! Откуда же бутылки-то?

– Ну… может, с прежних времен…

– Ага, «с прежних»! Смотри, наклейка совсем новая.

– Правда… Знаешь, Ромка, пьяницы – они везде пролезут. Даже анекдот такой есть. Прилетают американцы на Луну, вылазят из своего «Аполлона», а на камне стоит четвертинка из-под «Московской» и рядом надпись: «Джон, ты меня уважаешь?»

Я вспомнил, что недавно держал в руках теплое яблоко Луны.

– Серёжка! Я тебя сегодня видел во сне! Почти целую ночь!

– Правда?! – Он быстро сел рядом.

Я рассказал ему про все: и про свои прежние сны, и про вчерашний, где он, Серёжка, превратился в самолет и мы летали среди облаков и сели у костров, которые развели чуки…

И вдруг показалось, что вся эта безлюдная территория и солнечная тишина – продолжение того сна.

Серёжка слушал, не отводя взгляда. А когда я замолчал, он вдруг заулыбался так, словно что-то знал больше меня. Опустил голову, оттер с колена остатки ржавчины.

– А сон… это ведь не всегда просто сон. Это…

– Что? – спросил я с нарастающим замиранием.

– Бывает, что это… ну, вполне настоящий мир. Только он за пределами трех измерений…

Я догадался, о чем Серёжка говорит. Я и сам не раз думал о таком. Про всякое думается зимними ночами, особенно в больнице, когда никак не можешь уснуть и гложет тоска по дому…

– Измерений ведь гораздо больше трех, верно, Серёжка? Мы знаем только длину, ширину и высоту. А что дальше, пока никому не известно…

Серёжка кивнул:

– У меня это знаешь как сложилось в голове? Ну, такое понятие… Одномерное пространство – это точка, это как бы человек внутри себя, и вот он бросает взгляд на другую точку. Получается линия… А потом человек оглядывается – и возникает ширина плоскости, двухмерность. А трехмерное пространство – это как взмах во все стороны! Когда открывается простор: и вокруг, и в небе, везде! – Серёжка широко раскинул руки. И я сразу вспомнил, как он превращался в самолет.

– А четвертое?.. Четырехмерное? – спросил я шепотом.

– Это… будто вздох… – Серёжка и правда глубоко вздохнул, медленно опуская руки. – Когда вбираешь в себя все… все, что близко и далеко, и вообще… все, что можешь представить… Ну, даже не знаю, как сказать… – Он сделался виноватым.

Я тоже не знал, как про это сказать. Но я понимал. И вздохнул, как Серёжка, словно вбирал в себя и сон про полеты, и радость, что мой друг – вот он, рядом, и память о гулких барабанах Космоса, и эти солнечные загадочные пустоши…

– Серёжка! А Безлюдные пространства… они, может быть, тоже в четвертом измерении? Когда вот этот… вздох…

– Наверно, – тихо сказал Серёжка, не поворачивая головы. – Иначе трудно объяснить…

– Что объяснить? – Я опять ощутил замирание в душе.

– Всякие загадки… Например, про Заоблачный город. Вроде бы его не может быть, а он есть…

Мое замирание усилилось. Не потому, что опасность какая-то, а словно опять приблизилась необъятность Космоса. Где гудели гулкие барабаны… Серёжка говорил очень серьезно.

Но я встряхнулся! Конечно, он просто придумывал новую сказку. Вроде как тогда, у Мельничного болота, про шкыдл и чук. Дал волю фантазии и расширяет здешнее Безлюдное пространство до бесконечности!

И я спрятал тревогу за дурашливым вопросом:

– А долго добираться до того Заоблачного города?

– Не очень долго. Но надо ждать ночи…

– Нам нельзя до ночи… Серёжка! А сейчас сколько времени? Мама, наверно, в панике!