Самолет подбит над целью

- Помню, помню, - нетерпеливо ответил Семенюк. - Мы то с тобой поверили. А другие? Нашлись бы и недоверчивые... Это же чрезвычайное происшествие - руку прострелил. Не забывай, лететь-то не на прогулку они собирались.

Семенюк отложил баян в сторону и прошелся по комнате.

- Ну, как же теперь поступим? Расскажем остальным? - задал Архипов так и не решенный на аэродроме вопрос.

- По-моему, незачем. Ты ведь обещал Карлову молчать? Обещал. Вот и молчи. И давай больше об этом ни слова, - отрезал Семенюк.

- Баян-то убери. Некому теперь играть, - напомнил Архипов.

За окном послышались голоса летчиков. Открылась дверь, и улыбающийся, раскрасневшийся от мороза Саша Дубенко еще с порога загадочно воскликнул:

- Ага! Вот вы где голубчики! Сейчас Архипов будет плясать.

Дубенко вытащил из кармана треугольником сложенное письмо.

- Пляши, Павлик! От любимой, наверно?

- В другой раз сплясал бы, а сегодня не ко времени, - с грустью ответил Архипов и протянул руку за письмом.

Вошедшие в комнату летчики приумолкли. Дубенко перестал улыбаться. Он подошел к Архипову и молча отдал письмо.

Присаживаясь на нары, летчики начали стягивать с себя тяжелые комбинезоны.

- Да это же от отца, - увидев знакомый почерк, обрадовался Архипов. Он развернул треугольник.-Вот так батя! Опять письмо в стихах написал.

Обстановка в комнате разрядилась.

- Раз в стихах - читай вслух, - попросил Дубенко. - У тебя здорово получается.

- Так он же и сам стихи пишет. Только вчера отцу целую поэму отправил, - сказал Семенюк. - Читай, Паша. Да только погромче!

Смущенный Архипов, думая, что над ним подсмеиваются, недоверчивым взглядом окинул летчиков. Но никто не улыбался. Тогда он встал со скамейки и начал читать:

Твои стихи, незрелые, простые, Прочел я с радостью и гордостью отца.

Неожиданно в хату вошли Емельянов и замполит майор Голубев. Павлик остановился на полуслове. Летчики вытянулись по стойке "смирно".

- Сидите, сидите, пожалуйста, - разрешил командир полка. Лицо Емельянова осунулось, нахмуренные брови нависли над глазами. Все знали, как он любил Карлова. А разве сами они не любили его - скромного, приветливого, мужественного.

Емельянов и Голубев сели за стол.

- Здесь, кажется, кто-то читал стихи? - Емельянов пристально оглядел каждого летчика. - Ну что же, продолжайте. Мы тоже послушаем.

- Это Архипову отец стихи написал,-сказал Семенюк, привыкший, не соблюдая субординации, первым вносить ясность. От смущения щеки Архипова покрылись румянцем.

- Читайте, Архипов. Читайте. Не стесняйтесь,-подбодрил молодого летчика майор Голубев.

И вначале неуверенно, срываясь, а потом все громче и смелее зазвенел молодой голос Павлика Архипова:

И, всматриваясь в дали голубые, Любуюсь я полетами птенца. Пусть взмахи крыльев робки и неверны, Не так еще стремителен полет, Пройдут года и будешь ты, наверно, Пилот-поэт или поэт-пилот. Слагай стихи строками пулеметов, Поэмами рокочет пусть мотор, И самолет на близких сердцу нотах Споет врагу смертельный приговор...

Архипов умолк и неуверенно посмотрел на командира полка, лотом на летчиков...

- А сержант Архипов сам не хуже отца сочиняет. Я читал его стихи, - не удержался Семенюк.

- Так вы отцу тоже в стихах отвечать будете? -спросил Емельянов у Архипова.

- Что же я ему отвечу? Вот уже неделя, как я на фронте, а вы меня ни разу на боевое задание не пустили, - загорячился молодой летчик,

- Не торопитесь. До Берлина еще далеко, и на вашу долю фашистов хватит, - улыбнулся Емельянов. - Сегодня ночью наши механики закончат восстановительный ремонт двух боевых самолетов. Один из них можете считать своим.

- Спасибо, товарищ командир, - обрадовался Архипов.

- Ну вот, а ты, Павлик, все расстраиваешься:"Самолет не дают. На задание не пускают", - передразнил его Семенюк.

- А вы, Семенюк, когда в полк прибыли, помнится, тоже за командиром по пятам ходили, на задание просились. Жаловаться даже хотели, что вас в бой не пускают, - рассмеялся майор Голубев и тут же оборвал смех: - Скажите, Дубенко, вы ведь летели позади Долаберидзе, неужели вы не видели, что с ним произошло?

Дубенко встал. Заметно смутившись, он посмотрел на Голубева, затем на Емельянова и опустил глаза.

- Товарищ майор! На втором заходе я его еще видел. А на третьем... Над целью стоял сплошной дым. Тучи зенитных разрывов. Да еще эти два "мессершмитта" взлетели с аэродрома. Когда я вышел из атаки, Долаберидзе уже не было видно.

Летчики неотрывно смотрели на Дубенко. Его широкие, почти квадратные плечи как-то опустились.