Самолеты летят к партизанам (Записки начальника штаба)

Через час мы сидели в землянке командного пункта. Командир провел разбор полетов, на котором пришли к выводу, что потеряли самолет по двум причинам. Главная — дневные условия полета на бомбардировщиках устаревшей конструкции. Вторая, но не второстепенная причина, — отсутствие маскировки площадки.

— По-моему, — вставил комиссар Тюренков, — в первые же дни войны всем было ясно, что на ТБ-3 можно летать на боевые задания только ночью.

— Видимо, не всем, — ответила за меня Валентина Степановна. — Продолжайте, начальник штаба.

Мне казалось, что я уже отклонился от главной темы разговора, но меня слушали, то ли чтобы скоротать время до посадки самолетов, а может, и в самом деле это было им интересно. Во всяком случае, не мог же я не сказать, что с августа 1941 года полеты ТБ-3 в тыл противника на выброску десантных и разведывательных групп проводились более организованно, ночью, на сигналы. Что небольшие группы будущих разведчиков и партизан, а также уполномоченных ЦК КП(б) Белоруссии готовил к выброске начальник парашютно-десантной службы ВВС Западного фронта капитан Иван Корнеевич Старчак. Это был настоящий трудяга. Он неоднократно показывал пример своим ученикам, как нужно покидать самолет ночью. Только за август было заброшено в тыл фашистских войск 164 парашютиста.

Люди, которых готовил капитан Старчак, жили лагерем в лесу недалеко от аэродрома, в районе Юхнова. Случилось так, что о прорыве фашистских войск на Московском направлении узнали мы в Юхнове, когда на аэродроме появились мотоциклисты противника. Большинство экипажей прилетело с боевого задания и находилось у своих самолетов. Быстро запустив моторы, летчики под обстрелом автоматчиков взлетели. На земле остались два самолета, захваченные фашистами.

Ученики капитана Старчака узнали о случившемся от прибежавшего к ним борттехника Кравцова. Они бросились к аэродрому и перебили фашистских мотоциклистов. Кравцов запустил на одном из самолетов все четыре мотора, но лететь было некому. Летчик этого самолета лейтенант Макогонов ушел в лес. Фашисты снова стали наседать, на аэродроме рвались снаряды немецких танков. В это время к самолету подбежал паренек-парашютист и спросил, почему не взлетает.

— Некому, — ответил борттехник. — Я сейчас подожгу его, чтобы не достался фашистам.

— Слушай, друг, я учился летать на легких самолетах, надеюсь, и на тяжелом смогу. — Парашютист говорил так уверенно, что борттехник сразу же согласился.

И вот за штурвал тяжелого четырехмоторного воздушного корабля сел парашютист. Он, как заправский летчик, произвел взлет из-под носа фашистских танков, входивших в это время на аэродром.

Через два часа этот самолет совершил посадку на Тушинском аэродроме в Москве. Летчик, не сказав, кто он, покинул аэродром и убыл на фронт, где находились его товарищи.

Прошло около месяца, прежде чем мы узнали, кто спас самолет. Им оказался инструктор парашютной службы старший лейтенант Петр Павлович Балашов. Он действительно учился в школе легкомоторной авиации, а в войну под руководством капитана Старчака обучал будущих партизан прыжкам с парашютом. По ходатайству своего начальника старший лейтенант Балашов был направлен в авиачасть и сражался с фашистами на штурмовике, стал командиром эскадрильи. Этот беззаветной храбрости человек погиб в бою…

Я умолк, понимая, что опыт по выброске воздушных десантов и боеприпасов в тыл противника у нас еще небольшой. Меня ободрила Валентина Степановна:

— Я же вам говорила, что у каждого из нас и у наших летчиков есть уже опыт, а это половина дела. Полк будет успешно выполнять задания.

Не рассказал я тогда Гризодубовой о полковнике Филиппове.

Война — это не шахматная игра. Командир не может после проигрыша боя объявить себя больным и отказаться от встречи с противником хотя бы на один день. Хороший военачальник после случайного поражения становится дороже семи небитых, потому что он стал опытнее и не даст противнику провести себя одним и тем же приемом дважды.

Таким был и полковник Филиппов. К концу 1941 года в его полку все пошло хорошо. И вдруг тот же командир дивизии, который дал согласие Линькову выбросить отряд в одну ночь сразу, приказал Филиппову доставить роту парашютистов за линию фронта, в точку, тоже не обозначенную световыми сигналами…

Двенадцать воздушных кораблей ТБ-3 были готовы к вылету. Вечером плотный туман окутал землю. В десяти шагах не видно было ни фонарей, ни костров. Мы в то время сидели в землянке КП полка у прямого провода, соединяющего штаб дивизии с аэродромом. Филиппов позвонил со старта.

— Свяжись с командиром дивизии и доложи от моего имени, что в такую погоду, да еще ночью на самолетах, не оборудованных специальными приборами для пилотирования вслепую, взлетать невозможно. А те, кому удастся благополучно подняться в небо, просто не увидят землю и не найдут место выброски десанта.

— Передайте Филиппову, пусть выпускает самолеты в воздух, — ответил командир дивизии.

— Это невозможно при такой погоде, — передал я ответ Филиппова.

— Десант выбрасывается по приказанию генерала Жукова. Я отменить не могу.