Самолеты на земле — самолеты в небе

Сначала замечаешь крупное: дома, улицы, площади. Потом людей. Самые яркие — дворники в полосатых фосфоресцирующих жилетах, бабочки-адмиралы. Самые беспечные — молодые. Ходят в обнимку, целуются, как улыбаются: ты меня любишь? — я люблю тебя. (Мы на острове. Нас никто не видит, и мы никого не видим.)

В тот день с моста Маргит, соединяющего Пешт с Будой, я впервые увидел здание Венгерского парламента. («Самое красивое здание, самое сильное впечатление», — гласит реклама.) Я стоял на мосту и смотрел. Нагромождение сталагмитов, готика выветренных пород, оттаивающих сосулек. Парламент с моста Маргит казался расстрелянным, изрешеченным пулями замком, в котором не осталось никого в живых. Я подходил к нему совсем близко и видел газовые фонари вокруг, похожие на перевернутые торты со свечами (сталагмиты наоборот — сталактиты.) Человек с длинной палкой ходил от фонаря к фонарю, поворачивал рычажки, пускал газ, и через несколько секунд начинал пульсировать бледно-голубой свет.

Тихие сумерки размывали контуры Пешта, превращали увиденное в воспоминание, в сон.

ПРИЕМ

«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Все уничтожило, подлое, подчистую. А какие были великолепные строения, какая гармония форм — расцвет кулинарного искусства барокко!

Дракон в гостях — это почетно, но и опасно, конечно. Пираний в костюмах и в вечерних платьях, дамы, товарищи, господа — уважаемые делегаты, представители научно-технической интеллигенции. Пустели столы. Чудище успокаивалось, устраивалось поудобнее, довольно урчало. Его чешуйчатый хвост шевелился где-то внизу, на беломраморных ступенях Венгерской национальной галереи, а его головы, окутанные клубами табачного дыма, — на верхних этажах, поближе к ласкающим глаз произведениям живописи и скульптуры.

Когда-то чудище было прекрасным юношей и, может, еще станет им. Юношу превратила в дракона злая колдунья по заранее намеченному, тщательно разработанному плану на неофициальном приеме, даваемом в честь всех участников симпозиума.

Разве не для того мы ехали сюда — дамы, товарищи, господа? Наше пребывание в Будапеште оправдывалось прежде всего контактами, которые наиболее успешно могли быть налажены в результате превращения каждого из нас в частицу дракона.

Но я нарушил временной принцип повествования, пропустив целый день и начав с его конца. Пропустив несколько десятков экспериментальных точек, попадающих на утренние и вечерние секционные заседания, я начну новый отсчет от семи тридцати пяти после полудня.

Вместе с другими иностранцами я сел в один из автобусов, поданных к подъезду отеля «Университас» на Ирини Йожеф утца, чтобы ехать на прием. Шофер в ливрее и чуть ли не в золотых галунах торжественно восседал на своем троне, и специальные люди поддерживали садящихся под локотки. Гостей готовили к торжеству по всем правилам изощренной системы IBUSZ — венгерского бюро путешествий.

Автобус постепенно наполнился, но два-три места так и остались свободными, и эта незанятость нескольких мест, возможно, также входила в расчеты бюро.

Мягкий старт, сладковатый запах табачного дыма, мягкий свет. С Ирини Йожеф первый поворот направо, по Эгри утца до Петефи хид, разворот под мостом, переезд через Дунай, с Ференц кёрут поворот налево на Уллои ут, далее — Кальвин тер, Музеум кёрут, Танач кёрут, мимо представительства IBUSZ на углу Байчи Жилински, по каким-то маленьким пештским улицам вплоть до самой Венгерской национальной галереи.

Ну вот, дамы, товарищи, господа, вот мы и приехали. Портал, выполненный в греко-дорическом стиле, эклектические башенки по бокам, а в центре бронзовая колесница, запряженная тройкой скакунов. Но до фронтонов ли, читатель, до сумятицы ли стилей, когда сумятица мыслей и чувств, усугубляемая медленным, как на похоронах, вхождением во храм, полностью овладела неопытным экспериментатором?

Хорошо, что неофициальный — может быть, меньше строгостей!

Шпалера официантов в черно-белом: белые куртки, черные брюки, белые перчатки. Свечи, люстры, огни. Поднимаетесь по одной из лестниц, чтобы побродить среди мункачевских картин в окружении очень вежливых людей, не успевших еще наладить деловые контакты со злой колдуньей. Без нее так же трудно вступить в разговор, как трудно найти место рукам и глазам при переходе из зала в зал. Ходите среди бронзовых, каменных и деревянных наяд, свыкаетесь с обстановкой и в своей смелости заходите столь далеко, что оказываетесь один в какой-то дальней комнате среди обнаженных дев, страстных лобзаний и однообразных пейзажей девятнадцатого столетия.

Куда идти теперь? Куда делись остальные? Быть может, прием окончен и все разошлись по домам? Куда могла ускользнуть столь многочисленная экскурсия?

Тихо. Гулко стучат шаги по пустым залам оставленного людьми дворца, и, собираясь покинуть его, как это сделали остальные, вы замечаете вдруг на белокаменных лестницах черного, тяжело дышащего, чешуйчатого дракона, пожирающего дворцовые съестные запасы.