Читаем Самолеты на земле — самолеты в небе полностью

— Есть сказка про сына-лентяя, — говорит Балавадзе. — Ты послушай сказку. Был у отца ленивый сын: ничего не хотел в доме делать. А что делал — спустя рукава, только чтобы не ругали. И интереса у него ни к чему не было. Мучился с ним старик отец, наконец не выдержал:

«Не стану тебя больше кормить. Ступай зарабатывай деньги».

Услышала мать, пожалела единственного сыночка, спрятала на день в амбар: поила, кормила, денег дала, к отцу отправила.

Сидит отец у огня, старые кости греет. Сын протягивает деньги: вот, мол, отец, исполнил твою волю. Отец покрутил, повертел деньги в руках и в огонь бросил. Деньги горят, сын изумленно смотрит, а отец говорит:

«Нет, сынок, не ты их заработал. Ступай и без заработанных денег не возвращайся».

Вернулся сын к матери, все рассказал. Мать его пожалела, в амбар на три дня спрятала, поила, кормила, денег дала. Приходит сын к отцу. Отец покрутил, повертел деньги — ив огонь их:

«Не ты заработал эти деньги».

Видит парень: не обмануть отца. Взял котомку, пошел работу искать. Долго он пропадал. Наконец вернулся, грязный, усталый. Отдал отцу несколько заработанных монет. Отец посмотрел, на ладони подкинул и бросил в горящий очаг. Сын кинулся к огню, голыми руками угли разгребает, монеты вытаскивает.

«Вот теперь, — говорит отец, — верю, что сам эти деньги заработал».

— К чему ты рассказал эту историю?

— Что к огню ближе, то жарче, что к сердцу ближе, то больнее. Только за чужой щекой зуб не болит, — отвечает Балавадзе.

В это время в дверях показывается миловидная девичья головка:

— Григорий Авелевич, вас к себе Афанасий Иваныч Скворцов вызывает.

Балавадзе поднимается из-за стола и тяжелой походкой направляется к двери.


25

День, два или месяц спустя открывается дверь кабинета Скворцова:

— Афанасий Иванович!

Начальник поднимает от стола с бумагами хмурое лицо: в неурочный час беспокоят, отрывают от дел. Но, тотчас узнав вошедшего, старого своего друга, заглянувшего по служебной необходимости в институт Крюкова, Скворцов устремляется ему навстречу.

— Как поживаешь, Афанасий Иванович?

Не столько ради такта и боязни бросить тень на Афанасия Ивановича Скворцова, посвятившего десять минут рабочего времени неслужебным разговорам со старым другом, сколько ради экономии места и времени, устранения всего, что не имеет непосредственного отношения к делам крепости, мы решили опустить начало, включив, так сказать, магнитофон в момент, когда Афанасий Иванович касается вопроса, который отчасти был затронут в конфиденциальной беседе Балавадзе и Пикова.

— Ты пойми, — говорит Скворцов, — какая складывается ситуация. Каждый из них хочет в норе сидеть. Я, мол, своим занимаюсь, а до остального мне дела нет. С остальным (то есть самым для нас главным) пусть другие возятся, а я большой науке предан. И знаешь, каким путем свою политику гнут? Печатают специальные статьи в специальных журналах, диссертации защищают — и вроде бы их хата с краю. Вроде живут независимо, и управы на них нет. Но ведь за работу, за конечный вариант конструкции я отвечаю, не они. Жалуются на меня: Скворцов — диктатор, Скворцов — тиран. Я, понимаешь, мешаю им окончательно отделиться и обособиться, организовать здесь филиал Академии. Мешаю и буду мешать! Они меня консерватором, бюрократом изображают, будто я не воспринимаю современных тенденций развития науки и техники. Одного понять не хотят: если бы я этого не понимал, то духу бы ихнего здесь не было. Что говорить, пользу они приносят, но характеры, доложу тебе… Самолюбивы до болезненности. Вот и бьемся, воюем, боремся.

Честно скажу: надоела мне эта война вот как! Смирись они, будь послушнее, живи больше общими, а не личными интересами, не забывай, что, кроме них, еще кое-кто в институте работает, кто руководит проблемой в целом, кто добивается для них финансирования и отвечает за результат разработки, я бы им, честное слово, полную волю дал. Не сразу, конечно, но годика через три-четыре, пожалуй бы, дал. Так и мне спокойнее, и им лучше. Не хотят!

— Может, просто не догадываются, не верят, что ты хочешь им волю дать?


26

Доктору технических наук

тов. Скворцову А. И.


«Уважаемый Афанасий Иванович!

Убедительно просим Вас ответить на следующие вопросы нашей анкеты:

1. Что можно сказать о конфликтах «полезных» и «вредных» в научном коллективе? Известно, что истина рождается в споре. Некоторые социологи утверждают, что наличие конфликтов в науке не только неизбежно, но и желательно. Какова, по Вашему мнению, доля желательных конфликтов?

2. Характер научных конфликтов. Имеется ли разница между характером конфликтов в молодом научном коллективе и в старом? Неизбежны ли конфликты между учителем и учеником, старшим и младшим поколениями ученых?

3. Что Вы можете сказать о соавторстве в научной работе? Соавторы истинные и мнимые.

4. Современная наука в отличие от науки прошлого носит массовый характер. Какие новые конфликты это порождает?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза