Самолётиха

Отдала в штабе полученные вчера в бомбардировочном полку и выписанные в отделе бумаги, загрузила вместе с вещами Панкратова в пассажирскую кабину, вещей он набрал на ещё одного пассажира, не меньше. Попросила его сесть назад, чтобы лучше почувствовать изменение центровки самолёта. Ручка немного потяжелела или отупела, но управляемость сохранилась в полном объёме. Вообще, из-за такого малого веса самолёта, даже один пассажир это фактически десять процентов от массы Барбоса, с двумя – ещё больше, а смещение центровки даже в десяток миллиметров уже отражается на ручке управления. Вроде бы бомбардировщики берут по весу даже больше, но у них бомбовый груз стараются разместить на уровне центра подъёмных сил крыльев, чтобы не сильно страдали от груза лётные качества, а не так как пассажиров, ведь им же комфорт нужен. Даже устанавливаемые на крылья кассеты для перевозки раненых позволяют взять больше веса, но они-то как раз на крыльях. Дорога до нового места базирования потребовала полнейшей сосредоточенности для ориентирования, но добрались, фактически с хода зашла на посадку, определившись по деревне, где нас поселили и присмотренным вчера ориентирам. Нам определили капонир, разместили в казарме моего техника… Восхитила реакция встретившего нас Ивана, который сходу обозвал Барбоса «верблюдом». Ну уж если за всего лишь чуть крупноватую кабину наши штурмовики окрестили «горбатыми», то не стоит сомневаться, что монструозная двухместная кабина на достаточно изящном фюзеляже Удвасика вызовет весьма резкие ассоциации. Уже по дороге к дому осознала, что я сегодня весь день в полноценном статусе лётчика и ничего, нимб на уши не давит…

Верочка познакомилась с соседскими детьми, и даже вроде возник контакт, настроение у неё хорошее, рассказала кучу новостей. У меня от сердца отлегло, ведь я оставила её в новом месте с практически незнакомыми людьми. Но, к сожалению, служба не предполагает вращение на орбите вокруг сестрёнки и мы с ней обе знали о трудностях, которые нас могут ждать… В принципе, я с ней даже проговаривала ситуацию, что если так сложатся обстоятельства, что не смогу за ней присматривать, то я без возражений отправлю её к бабушке с дедушкой. И она, хоть и набычилась, но вынуждена была на эти слова согласиться…

А дальше начались мои лётные будни. Первые три дня мы с Иваном почти не расставались. Во-первых, я практически по новой изучала район полётов, и не только по карте, но и в полётах с ним, когда мне большинство ориентиров он показывал на месте. Кроме просто изучения полётов мы возили какие-то пакеты, Иван сказал, что это ради моего знакомства с частями и площадками мы взяли на себя на эти дни бóльшую часть почты штаба фронта, что обычно полётов меньше. Зато теперь я знала и садилась на два десятка площадок, которые и аэродромами-то назвать язык не повернётся. В одном месте у штаба армии под взлёт и посадку назначили бывшее футбольное поле, на котором никто и не думал убирать деревянные ворота со старыми драными рыбацкими сетями. Некоторые площадки оказались удобными, другие с сюрпризами, довольно неприятными, если о них не предупредили. В одной бригаде я вообще, чуть заикой не стала. Когда стали вылезать из самолёта Ивана и я увидела перед нами обозначения минного поля, судя по которым мы сейчас на этом самом поле находимся. Оказалось, что заминирована только середина, а полоса вдоль посадки шириной метров в двадцать чистая, а табличками огородили всё поле с запасом, чтобы на него местные коров не гоняли, ведь коровам не объяснишь, куда можно, а куда нельзя, проще их вообще удержать в стороне от всего поля. Вот и вышло, что мы сели на минное поле, если верить обозначениям. Да и с точки зрения дезинформации противника тоже неплохо.