Она так же далека от истины, как и те мировоззрения, которые сушествовали, когда история одного народа называлась миром. Да это и видно по Бундовскому образу, что он отстал от современной картины мира. Но как же Вундт ценит ее! И он нравится сам себе, когда ее творит!
Если в ней что и устарело, в этой Научной картине мира, так это как раз естественнонаучная часть.
Психологически она не устарела совсем. Она действует независимо от соответствия действительности. Ее задача — не описывать действительность, а воздействовать на умы. Повторю, вдумайтесь в это: Научная картина мира не является истинной уже потому только, что она сразу создавалась как предположение, хоть как-то объясняющее наблюдения. Она лишь кажется, ощущается или предполагается более достоверной, чем предшествовавшие ей картины мира. В чем-то она, безусловно, приблизилась к истине, а в чем-то, похоже, и удалилась от нее. Но вот что верно, так это то, что она не устоит вечно и однажды, а скорее, еще не однажды, будет сменена. Но почему не устаревает ее действенность? Ее очарование? И почему она так привлекательна для ученых?
И опять же обратите внимание — именно для ученых. Ведь кто-то ее не принимает совсем, а кто-то просто безразличен. И таких большинство. Но на ученых она действует завораживающе. Попробуйте понять или хотя бы допустить, что тут мы имеем пример действия не истинности чего-то, а чисто психологических механизмов. Психология определенного вида людей требует особого мировоззрения, которое позволит им ощущать себя как-то иначе. Иначе и по сравнению с другими людьми, но главное, иначе по сравнению с предыдущим собственным состоянием сознания. Вчитайтесь в последние строки Вундта и вы почувствуете, что "сузить мышление" было бы для него неуютом.
Но эти его слова еще выглядят всего лишь рассуждением. А вот если вчитаться в строки про творение мира, про движение сил, покой и бесконечность, то можно ощутить, что здесь прячется некое состояние, подобное наркотическому. Его-то и можно считать наслаждением от научного творчества.
Я назвал эту картину Космогонией и Теогонией одновременно, что на языке мифов означает рассказы о творении Миров и происхождении Богов. Но в ней есть рассказ о происхождении космоса и нет, как кажется, ничего о богах. Но вдумайтесь, кем должен ощущать себя тот скромник, который отказал всем остальным богам в праве на существование и теперь творит миры, ворочая массами и энергиями… Тот, который собирает слушателей, зажигает канделябры и ровно в шесть часов, скрипнув дверьми кареты, входит в зал навстречу зачарованным сияющим взглядам, чтобы похитить восхищение…
Мог ли человек, единожды обретший взгляд на мир с такой высоты, утерять его с годами? Он мог научиться прятать его, но только не утерял. И значит, все творчество Вундта есть смысл рассматривать или как заполнение красками и деталями вот этого наброска великой Космогонии, или как бегство от него. Космогонии, в которой нет места иным богам и иному Духу, кроме духа ее творца, который уже обрек все на смерть, но который готов разрешить временное существование жизни и даже развить у нее сознание. Если хотите, можете называть его душой. Но только не надейтесь на бессмертие! Я уже описал конец мира!..
Еще раз повторю, здесь вся Наука и вся современность. Все мы однажды были поражены величием Науки, не заметив, что это было лишь величие Образа, который нам предлагалось принять, чтобы изменить свое самоощущение в мире. Это чистой воды психология. Забегая вперед, могу подсказать: это болезнь, и от нее есть способы излечения. Но это преждевременный разговор, потому что человек может думать о лечении, только когда почувствовал, что действительно болеет. А как прийти к такому ощущению, если вся наша жизнь нас убеждает, что именно одержимость такими Образами, такими Мечтами и есть самое что ни на есть психическое здоровье…
Мы все однажды были поражены величием Науки, и многие хотят излечиться от этой болезни. Вопрос только: как это сделать?
Судьба Субъективной психологии, а точнее, психологов-субъективистов, была связана с Мечтой о науке, ею же, как жребием, были помечены их души. Эта Мечта была их проклятием. Их души хотели жить. Но рвались создавать Науку и гибли там, теряя человеческий вид. Какое странное выражение: человеческий вид души! Но за ним определенно есть некое наблюдение. Души наши точно могут выглядеть по-разному в зависимости от тех образов, на которых строятся наши мечты.
Если забыть о некой исходной основе души, то для внешнего наблюдателя души различаются лишь по виду, то есть по тем образам, что впитали в себя. Но это означает, что мы и судим о душах, содержащих в себе разные образы, как о разных душах! Будто образы, которые нами движут, и становятся нашими душами. Что ж, в каком-то смысле это действительно так. Ведь если твоя душа для других людей никак иначе, как в образе, не проявляется, то они и начинают считать ее этим образом. И по нему и судят о твоей душе.