Самопознание и Субъективная психология

По сути, все эти пункты складываются в следующее рассуждение. Если мы определим предмет, метод и качала и основания интересующей нас науки, то, приглядевшись к ним, мы можем задаться вопросом: а какова может быть цель такого явления? Иначе говоря, для чего мы можем его использовать, чтобы получить жизненную выгоду?

А как только мы поймем, какую пользу предназначена добывать эта наука, мы можем и заняться ее устроением, чтобы она действительно эту пользу приносила, а не обманывала обещаниями и иностранными терминами. Причем, приносила легко и обильно, точнее, как можно легче и обильнее. Для чего создадим "чертеж системы", то есть план построения, точнее, устроения философии.

И действительно, если перелистнуть промежуточные рассуждения и заглянуть прямо в раздел "Цель философии", а такой у Карпова тоже есть, то можно обнаружить красивейшую последовательность шагов мысли, дающую методологию определения цели любого научного исследования. Рассуждение это настолько хорошо, что его есть смысл привести просто затем, чтобы оно не было утеряно для русской науки. И обратите внимание, Карпов, даже говоря о философии, всегда исходит из цели человека, а не чистой науки.

"Когда говорят о цели Философии, то решают два вопроса: 1) какая цель философских исследований? и 2) достигается ли она?

Постараемся дать удовлетворительный ответ на предложенные вопросы.

1). Всякая цель человеческой деятельности, присуща ли она или не присуща сознанию человека, имеет необходимую связь с требованием его природы.

Случается, что природа, ослабленная в своих силах, или еще не развившая их, не выражает своих требований с надлежащею определенностью; и тогда человек колеблется в избрании цели, даже бессознательно влечется к тому, к чему природа вовсе не направляла его: но во всяком случае целью предполагается если не истинное, то мнимое требование нашего существа.

Надобно также заметить, что требование человеческой природы неотделимо от внутренней ее жизни и всегда имеет значение субъективное; напротив, цель необходимо вне ее бытия и представляется чем-то объективным; если же она утверждается и в нас, то мы сами себя в таком случае разумеем как объект. Отсюда видно, что между требованием и целью такое же отношение, какое между природою субъективною и объективною; так что по определении одного из них определится и другое.

Далее, потребность есть выявление недостатка: в нашей природе не пробуждалось бы никакого требования, если бы в ней было все, относящееся к ее существу и назначению; по сему требование есть отрицательное выражение человеческой жизни. Напротив цель, соответствующая потребности, показывает, что человек видит в ней восполнение того, чего недостает в его природе; посему цель есть положительное представление человеческого бытия.

Отсюда ясно, что требование и цель суть полюсы одного и того же процесса: требование — полюс отрицательный, а цель — положительный. Если же требование и цель относятся между собой как полюсы, то уже не трудно составить общее понятие цели. В таком случае под именем цели должно разуметь восполнение недостатка человеческой природы, или удовлетворение ее потребности из неисчерпаемых сокровищниц мира объективного.

Это определение столь обширно, что в нем найдутся цели и для действий, называемых бесцельными, следовательно, тем несомненнее содержится под ним всякая цель, действительно присущая сознанию человека. Но каким образом из общего понятия цели вывести частное — о цели философии? Из него следует только то, что цель философии есть удовлетворение потребности человеческой природы; а в чем именно состоит эта потребность и, следовательно, в чем должно состоять ее удовлетворение, — еще не видно. <…>

Итак, спрашивается: в чем состоит процесс деятельности, образующий исключительное поприще философии? Какие требования обнаруживает в нем наша природа и чем желала бы она в этом отношении быть удовлетворенною?" (Там же, с. 74–78).

Как вы понимаете, далее начинается исследование того, чем может быть полезна мне философия.

Вот именно с этого места и начал читать Карпова чистый философ Шпет, опуская все, что относилось к личным потребностям человека, и выуживая феноменологические неточности. Но вчувствуйтесь, разве ощущаемый за этими строками человек, даже если он философ, не шире философии? Разве он не достаточно четко обозначил то, что намерен лишь использовать философию для своих задач, своих целей?

Значит, в этой книге говорится не о целях философии, а о гораздо большем. Это большее осталось в промежутке, между началом и разговором о философии. Это разговор о человеке и о себе — та самая "мертвая психология", до которой Карпов, по мнению Шпета и Белинского, и сузил философию. Вот ради нее я и рассказываю вам о Карпове.