Самопознание. Учение Бердяева с комментариями

Я пережил смерть Лидии, приобщаясь к ее смерти, я почувствовал, что смерть стала менее страшной, в ней обнаружилось что-то родное. Мы остались вдвоем с Женей, близким другом и особенным человеком, которая трогательно обо мне заботится. Не знаю, как бы я мог жить, если бы и она ушла из этой жизни. Каждый день мы ведем с ней умственные и духовные беседы, иногда спорим. Она многое хорошо понимает в моих мыслях и близка к ним. Мое отношение к ней всегда было исключительным. Я думаю о глубоком драматизме моей жизни, который, вероятно, сделается не более понятным от чтения этой моей автобиографии.

Есть конфликты не преодолимые в пределах земной жизни. Преодолимы ли они в вечной жизни?

Иногда я задаю себе вопрос, оставлю ли я после себя что-нибудь вполне понятное для будущих поколений? Я человек известной эпохи, отражавший ее противоречия и борьбу, и вместе с тем восставший против эпохи и обращенный к грядущему. Человек несет в себе особый мир, с трудом понятный другим людям. И все же общение этих разных человеческих миров возможно, и нужно к нему стремиться. Вопрос этот не решается ясностью мысли, которая у меня довольно большая.

Иногда кажется, что мой человеческий мир не похож на другие человеческие миры и что мой Бог не похож на Бога других людей. Общим же, скажем, наиболее понятным, является наиболее банальное, лишенное индивидуальности, отвлеченно-общее. Великая задача, к которой нужно стремиться, это достигнуть общности, общения, понимания в наиболее индивидуальном, оригинальном, единственном. Это и есть трудная задача так называемой экзистенциальной философии, которая выходит за пределы общеобязательного, объективированного, социализированного познания.

Остается последний, самый важный опыт, в котором многое должно открыться и который не может быть описан ни в какой автобиографии, это опыт смерти. На этих размышлениях кончаю свою книгу», – так заканчивается предпоследняя глаза его книги «Самопознание. Опыт философской автобиографии» в последней главе он ужасается тому, во что стала превращаться послевоенная Россия: «Мое критическое отношение ко многому, происходящему в советской России (я хорошо знаю все безобразное в ней), особенно трудно потому, что я чувствую потребность защищать мою родину перед миром, враждебным ей. Остается мучиться, не находя гармонического разрешения. В последнее время я опять остро чувствую два начала в себе: с одной стороны, аристократическое начало, аристократическое понимание личности и творческой свободы; с другой стороны, сильное чувство исторической судьбы, не допускающее возврата назад, и социалистические симпатии, вытекающие из религиозного источника. Я не могу не соединять в себе эти два начала.

Я продолжаю думать, что изменения и улучшения в России могут произойти лишь от внутренних процессов в русском народе».

Прожив 74 года, из них 25 лет вдали от родины в ссылке на чужбине, Николай Александрович Бердяев скончался в 1948 г. в своём доме в Кламаре от разрыва сердца. Душа его и сердце всегда болели за Россию и свободу. За две недели до смерти он завершил книгу «Царство Духа и Царство Кесаря», и у него уже созрел план новой книги, написать которую он не успел…

Эволюционировал ли человек? Комментарий

Со дня смерти Николая Александровича прошло 70 лет. В его любимой России завершилась эпоха социализма и началась… Ну что-то у нас сейчас есть, что это было определят потом историки (те, кто сейчас подумал: «Перестройка», – подумайте еще раз: социально-экономическая формация Перестройка? Вы серьезно? Еще страннее звучит: Постсоветский строй…). Но я здесь хочу отметить другой аспект – правоту Бердяева в его своеобразном эсхатологизме: непрерывность умираний и рождений.