Самопризнание

В таком взвинченном состоянии Стаменов вошел в небольшую закусочную. Заказал двойную порцию супа из потрохов с чесноком, бутылку лимонада… Если Радев и в самом деле между двумя и тремя часами совершил свое преступление, как мог он вернуться на работу столь спокойным? Конечно, встречаются и такие поразительно спокойные и хладнокровные преступники, но тогда факты сплетались в неразрубаемый узел. Ведь если Радев и в самом деле спокойный, расчетливый и хладнокровный убийца, становится абсолютно необъяснимым то, зачем он пошел на самопризнание?

Тупик!

Пока Стаменов ел чересчур острый суп, ему в голову пришла еще более невероятная мысль. А что если глуповатые и неправдоподобные объяснения Радева являются единственной и самой что ни на есть примитивной правдой? Не все же на свете должно быть логичным и правдоподобным! Недаром какой-то ученый изрек как-то: «Эта теория слишком правдоподобна для того, чтобы быть действительно верной».

Молодой адвокат выскочил из закусочной, даже не прикоснувшись к лимонаду. Нужно немедленно увидеться с Радевым, нужно хоть немного разобраться в этой темной истории. И если не в самой истории убийства, то хотя бы в истории чувств подсудимого.

Но встреча состоялась только на следующий день. В спешке Стаменов забыл попросить разрешение на специальное свидание, и ему пришлось говорить с Радевым в общей комнате. Он сейчас же понял, что делать этого было нельзя. Разделенные овальным окошком, они стали еще более чуждыми друг другу, чем раньше. При этом Радев опять впал в депрессию и держался так же мрачно, замкнуто и враждебно, как при их первой встрече.

— Мне нужно снова поговорить с вами, — шептал Стаменов в окошко. — Вы должны снова рассказать мне о взаимоотношениях в вашей семье…

Радев ничего не ответил, лишь мрачно посмотрел на своего соседа. Через соседнее окошко какой-то щуплый, бледный и перепуганный мужчина тоже разговаривал со своим адвокатом. Они говорили очень тихо и чуть ли не лицом к лицу.

— Не обращайте на них внимания, — сказал Стаменов. — У них своих забот достаточно.

— Я и не обращаю, — сердито ответил Радев. — Но и вам мне больше сказать нечего.

— Хорошо, хорошо, я не стану докучать вам, — примирительно произнес Стаменов. — Несколько общих вопросов. Вы говорили мне, что ваша жена вышла за вас замуж не по любви, а лишь для того, чтобы не остаться старой девой.

Радев нахмурился.

— Да, я говорил об этом.

— Но потом она была хорошей женой и заботливой матерью. Что именно вы под этом подразумеваете? Она вам не изменяла до Генова?

— По крайней мере я так считаю, — сухо ответил Радев.

— Да, понимаю вас, такое случается… Наверное, в прошлом так чаще всего и было — люди женились не по любви. Но многие видные психологи и социологи утверждают, что такой союз может привести и к благополучному браку, что со временем появляются и любовь, и нежность, и привязанность… И, как это получше выразиться, — появляется согласие, известная привычность в интимных отношениях. Может, и у вас было нечто в этом роде?

— Нет, — резко ответил Радев. — Она до конца оставалась чужой.

— Во всех отношениях?

— Во всех…

— Но у вас двое детей?

— При чем тут дети, — нервно ответил Радев. — Я говорю о сути.

— Она любила детей?

— Конечно. Как всякая культурная женщина. Но не так сильно и не так болезненно, как я.

— Почему болезненно?

— Очень просто, — спокойно объяснил Радев. — Муж нередко переносит на детей то, что не сумел дать их матери. И надеется получить от них то, чего не получил от нее.

— Вы правы, — согласился Стаменов. — И вопреки всему вы до последнего дня любили свою жену так же, как любили ее с самого начала?

— Да, именно так.

— Я вам не верю! — порывисто воскликнул защитник. — Это не может быть правдой!..

Стаменов готов был поклясться, что в глазах его подзащитного мелькнуло нечто вроде любопытства.

— Почему вы так думаете? — осведомился он.

— Да потому, что невзаимная любовь существовать не может. На что она будет опираться?

— А по-моему, не может существовать взаимная любовь, — спокойно возразил Радев. — Взаимная любовь быстро самоуничтожается. И перерождается в эгоистические привычки.

— Не знаю… И не понимаю вас! — с огорчением воскликнул Стаменов. — И не могу представить себе, как вы могли всю жизнь терпеть эту холодность… Ведь это, по сути дела, пренебрежение… И оскорбление того, что каждый нормальный человек ценит в себе. Как же всему этому не превратиться во враждебность, пусть в скрытую…

— Может превратиться, конечно!.. А как могут верующие испытывать такую безграничную любовь к своему богу? Неужели на свете существует нечто более далекое и более беспощадное, чем он?

— Именно поэтому они и перестают верить в него.

— Не все, — со вздохом сказал Радев. — Только сильные духом. А покорность убивает и последние силы и независимость духа. Она была сильнее меня в этой трагической игре.

— Трагической? Почему трагической?

Радев снова нахмурился и недружелюбно сказал:

— Вы расспрашиваете меня не как защитник, а как следователь.