Самоцветное ожерелье Гоби

Находка оказалась не единственной — в пробе из канавы нашли еще несколько обломков подобного типа. Теперь можно было не сомневаться, что мы отыскали в россыпи ее главный тайник. Остальное, как говорится, — дело техники.

— Остается обмыть находку кумысом, — возликовал Тумур. А вон и Дашвандан, кстати, едет за нами, — заметил он, глядя на темневшую вдали точку.

Постепенно смеркалось. Небо темнело, набирая ту холодную густую синеву, которой так славится бадахшанский лазурит. Разбухшее за день солнце багровым диском медленно клонилось к горизонту. Неожиданно в лучах заходившего солнца фиолетовая гряда холмов Эрдэнэ-Цогт озарилась необычным светом. Одна из вершин вспыхнула оранжево-красным пламенем, за ней вторая, третья… И вот уже языки небесного пламени лизали всю гряду. Я замер не в силах вымолвить слова и оторвать своего взора от этой фантастичной огненной пляски гор.

— Вот оно, «драгоценное пламя», — вырвалось, наконец, у меня. — Теперь понятен смысл названия этих гор — Эрдэнэ-Цогт!

— Может быть и так, — сказал стоявший со мной рядом Тумур. — В Гоби у нас много разных чудес, а сегодня мы нашли еще одно — «окаменелую радугу».

За разговором мы не заметили, что подъехал наш вездеход и маленький юркий Дашвандан выкатился из своей кабины.

— Ну как дела, геологи? — сразу спросил он. — Нашли свою радугу? — Увидев наши довольные лица, он все понял.

— И у меня для вас тоже есть новость: там, в айле, вас ждут, очень ждут.

— Кто там может нас ждать? — спокойно обронил я, с трудом отрывая свой взгляд от пылающей горы.

— Американец! — разом выдохнул Дашвандан, довольный произведенным на нас эффектом. — Настоящий ковбой в широкой шляпе и с винчестером — точь-в-точь как в том заграничном фильме про индейцев, что шел этой весной в Улан-Баторе.

— Что за чертовщина?! Откуда взяться американцу здесь, в глубине Гоби, вдали от туристских маршрутов, — воскликнул я.

— Ну-ка, рассказывай, Дашвандан, все, как есть, и без трепа! — насели мы на своего водителя, окружив его плотным кольцом.

— Вы что мне не верите? — надулся он. — Убей меня муха лапой, если соврал, — смягчился, наконец, Дашвандан, сощурив в улыбке свои маленькие блестевшие, как угольки, глаза.

— А дело было так, — начал он. — Сидели мы с нашим хозяином, старым Лубсаном, и пили кумыс, когда к юрте подъехал этот американец с монгольским гидом. Они немного посидели с нами, попили кумыс, поговорили об охоте, о том, о сем и собрались уже в обратный путь, в Гурвансайхан. И тут я проговорился: сказал, что вожу геологов, которые ищут здесь, в Гоби, окаменелое дерево, да не простое, а такое, как в самой Америке, в ихней пустыне Аризона. И как только я назвал Аризону, американец аж присел от удивления и сказал, что никуда не уедет отсюда, пока не увидит геологов — то бишь вас. Я дал слово немедля вас найти и доставить домой, так что вперед, — закончил свою речь Дашвандан.

Нам ничего другого не оставалось, как бережно погрузить свою находку в машину и отправиться в путь. Окрыленные удачей, мы неслись по бездорожью, подпрыгивая и ныряя, как на волнах.

Первый американец

У подножия сиреневых холмов, окаймлявших с востока каменистую равнину, белели похожие на стайку лебедей три крошечные юрты. Это был айл — монгольское кочевье, ставшее на время и нашей стоянкой.

Хозяином айла был молодой арат-верблюдовод по имени Жаргал, что в переводе с монгольского означает «Счастливый». Однако такое имя оказалось ненадежной защитой: два года назад судьба сыграла с молодым аратом злую шутку — от него ушла любимая жена. Она уехала с заезжим зоотехником в аймачный центр, променяв, по выражению Жаргала, «нашу Говь на красивую жизнь в каменном мешке». И остался Жаргал в айле с шестилетним сынишкой Батху и своим дальним родственником — молчаливым и суровым с виду стариком. Звали его Лубсан.

Старик этот, по словам Жаргала, — бывший лама,[8] очень мудрый и ученый человек, знающий языки, тибетскую медицину, астрологию, умеющий предсказывать погоду, будущее и многое другое. Встреча с таким человеком в пустыне была полнейшей неожиданностью, настоящим подарком судьбы, и я всячески старался воспользоваться такой удачей. Однако все мои попытки «разговорить» старика, и в частности получить у него объяснение названия гор Эрдэнэ-Цогт, были тщетны — всякий раз я наталкивался на его холодный и как бы невидящий взгляд. Оставалось ждать и надеяться на счастливый случай.

Кочевье Жаргала находилось в стороне от больших дорог и туристских маршрутов, и редкий путник, случайно оказавшийся в здешних краях, всегда был желанным гостем молодого арата. Даже роковая встреча с незваным гостем — зоотехником, — отнявшим у него жену, не ожесточила сердце Жаргала.