Самоцветы

Сырой камень, в конце-концов, всё-таки, приходится сбывать или мастеру, или в магазин. Чтобы выкрутиться из этой беды, мужик пускается на хитрости. Он отбирает несколько самых хороших камней и с ними отправляется к какому-нибудь надёжному и верному человеку из гранильных мастеров. Мастер огранивает камни, а мужик платит ему за работу камнями же. Чтобы мастер не сплутовал и не подменил камня, мужик всё время огранки сидит у верстака, на котором работает гранильщик, а на ночь берёт камень и, спрятав за пазуху или за голенище, ложится спать тут же. Конечно, это одна "тщетная предосторожность", и, если верный человек захочет обмануть, так обманет. Обыкновенно гранильщик выигрывает на обрезках и безжалостно портит иногда очень хороший камень. Цель такой сложной операции для мужика прямая: огранённый камень легче продать, и он ходит с ним уже не по одним магазинам. Мастера "каменнорезной масти" великие артисты своего дела и охулки на руку не положат, а взять с них, в случае недоразумения, нечего.

— О мужике и разговору нет, — рассказывал мне один такой мастер, — где же ему понять, как я обкарнаю камень!

В казённое время, когда ещё на гранильной фабрике мы работали, так доставили один редкостный камень из Златоуста. К нашим он не подходящ: иссиня-зелёный… ни он сапфир, ни он топаз, ни кианит… По-нонешнему ежели будем говорить, так прямо сказать: эвклаз. Один такой камень и был… Вот начальник приносит нам его и говорит: "Выгранить три камня… Размерял сам всё: и так, и этак, и ещё так. Голову, — говорит, — оторву, ежели плутовство какое ваше покажете". При Глинке было, так оно не то что голову, а всего бы в порошок истёрли… Ну, сделали три камня, а четвёртый украли. Уж тут на глазах у самого начальника, который сам нас учил гранить камни-то, где же мужику углядеть?

В общем можно сказать только одно, что появление самоцвета на рынке обставлено тысячью роковых случайностей, потому что и добывание самого камня простая случайность, а не правильно организованный промысел. На мурзинских копях сложились крестьянские артели, как своего рода старатели в золотопромышленном деле, но эта организация слишком слаба и распадается при первом соблазне. Члены артели не доверяют друг другу, утаивают хорошие камни и вообще ведут дело себе на уме. Интересный случай рассказывал один горный чиновник именно про такой "артельный камень". Поступив на Урал на службу, он не замедлил отправиться в Мурзинку, чтобы на месте купить дешёвых самоцветов. В Мурзинке ничего не оказалось, и он проехал в Алабашку, вместе с своим денщиком. В Алабашке на квартире за самоваром чиновник завёл с хозяйкой разговор насчёт камней.

— Какие у нас камни, барин, — отвечала уклончиво молодая, красивая женщина. — Вот хозяина дома нет, у ево спроси… Он с артелью ищется по копям.

— А у вас нет камней?

— Своих-то нет. А тебе разе надо?

Разговорившись, хозяйка рассказала, что, действительно, у них, в подполье, лежит один «камешок», только он артельный. Потом она спустилась в подполье и принесла прекрасный зеленый берилл.

— Продай, красавица.

— А муж?

— А ты не говори.

— Он и то забыл про камешок-то.

— Ну, вот то-то и есть.

Начался торг, закончившийся пятью рублями. На беду, денщик, не бывший свидетелем этой сцены, видел только конец её, когда барин отдавал бабе деньги. Побродив по Алабашке и купив несколько камней, чиновник вечером вернулся к себе на квартиру и улёгся спать. Хозяйка тоже дремала где-то на полатях. В самый трогательный момент, когда первый, самый крепкий сон охватывает человека, под окном раздались два пьяных голоса.

— Нет, ты то рассуди, голова, — с пьяной настойчивостью повторял голос чиновничьего денщика, — за что барин будет давать бабе пять цалковых, а?.. Своем глазам видел.

— И она, тварь, взяла?

— Говорю, на глазах… За что, например, простой деревенской бабе и вдруг за здорово живёшь, например, пять цалковых? Тебя-то дома нет, бабёнка одна толчётся у барина перед глазами, вот и дотолклась… Ты её спроси.

— Ах, она… да я….

Это был сам домовладыка, ходивший с денщиком в кабак. Вернувшись в избу, он принялся за жену.

— Ты брала у чиновника пять цалковых, змея? За какие-такие твои сласти он такими деньгами расшвырялся, а?…

Бабёнка, конечно, отпиралась и голосила, а когда явился благородный свидетель в лице пьяного денщика, то повинилась, что, действительно, взяла от барина пять рублей «так». Муж окончательно почувствовал себя "в своём праве" и принялся колотить жену на смерть. Положение чиновника оказалось самое скверное. Ничего не оставалось, как выйти из своей комнаты и вступиться за избиваемую бабу.

Произошла новая горячая сцена. Остервенившийся "в своём праве" муж бросился на чиновника, тот схватился за револьвер, пьяный денщик бежал.

— И за что ты ей пять цалковых давал? — приставал мужик, несколько усмирённый видом револьвера.

— Да так дал. Деньги мои, и я могу ими распоряжаться. Вижу, живут люди небогатые, я и подарил… Отчего ты меня не спросил сначала, я тебе сказал бы то же самое.

— Омманываешь…