Самоубийственная гонка. Зримая тьма

Обычно мне кажется манерным, когда люди общаются по-французски без особой необходимости, но Лэйси и подполковник говорили так свободно — подполковник, на мой слух, практически безупречно — и одновременно с оттенком иронии, что это выглядело веселой игрой. Что касается полковника, я не мог отвести взгляд от его наград и нашивок: если награды достаточно высокие и присутствуют в изрядных количествах, их блеск не бросается в глаза и не затмевает лицо владельца. Впрочем, наибольшее впечатление производили не значительные награды («Военно-морской крест» и «Серебряная звезда» — каждый из этих орденов свидетельствовал о подвиге, требующем невероятного мужества, — и вдобавок орден «За боевые заслуги», а также медаль «Пурпурное сердце» со звездами, обозначавшими ранения), а яркий коллаж из наградных лент за участие в различных кампаниях и экспедициях, указывавших, что их обладатель с юных лет был связан с морской пехотой. Я понимал, что передо мной абсолютный профессионал. Полковник Мариотт выглядел на сорок с небольшим, и это лишь усиливало несоответствие между его светскими, утонченными манерами и жизнью, целиком и полностью посвященной воинской службе. Интересно, как Пол Мариотт сумел среди боев и походов найти время, чтобы в совершенстве овладеть иностранным языком и стать знатоком и ценителем прекрасного?

Я обменялся рукопожатиями с сыном полковника — юношей лет восемнадцати, очень похожим на отца. Если бы не очевидная разница в возрасте, он мог бы сойти за его брата-близнеца. Как и отец, Майк был среднего роста, атлетически сложен (хотя и не производил впечатления груды мышц), с такими же, как у отца, коротко стриженными соломенными волосами и глубоко посаженными внимательными глазами на четко очерченном лице. Несмотря на внешнее сходство, он не собирался идти по стопам отца. Пока Лэйси с полковником болтали, я спросил его, намерен ли он стать профессиональным военным. Не знаю, почему я задал такой вопрос, — возможно, тут сыграло роль необычайное сходство между отцом и сыном.

— Конечно же, нет, — ответил он негромко. — Я не хочу убивать.

От этих слов у меня волосы на голове зашевелились: я был потрясен его прямотой, в которой не звучало ни злобы, ни раздражения. Майк казался расстроенным, немного встревоженным. Переведя разговор на другую тему, я узнал, что он учится на втором курсе университета Северной Каролины и по окончании получит диплом архитектора. Неожиданно по его губам скользнула улыбка:

— Уж лучше хот-догами торговать, чем служить в морской пехоте. Если меня призовут в армию, я пойду в авиацию.

У меня не было времени расспросить его о причинах подобных настроений, поскольку в эту минуту полковник предложил нам присесть за соседний столик. Ужин должны были подать позднее. Когда мы расселись, в дальней комнате раздались звуки танцевальной музыки, обдав нас приглушенным гулом кларнетов и тромбонов, мягко завладев всеми чувствами. Хмельное умиротворение окутало меня словно ласковая рука, убаюкало обманчивым покоем. На улице темнело, бассейн и склоны сосен за ним тонули в тени. Война ушла куда-то далеко, и впервые с приезда в лагерь алкоголь подействовал на меня успокаивающие, а не подхлестнул, как обычно, злость и раздражение. Вне всяких сомнений, легкая эйфория была связана с полковником Мариоттом: лишь оттого, что в корпусе морской пехоты нашелся офицер, способный вести просвещенные беседы, я готов был отбросить все предубеждения относительно воинской службы. По моим воспоминаниям, мы говорили о литературе (в двадцать шесть я обожал такие серьезные разговоры), и полковник поразил меня тем, что, в отличие от прочих кадровых офицеров (особенно в чине выше капитана), не пытался с умным видом Рассуждать о вещах, о которых не имел ни малейшего представления. Однако еще до того полковник совершенно очаровал меня, выразив сочувствие в связи с моей жизненной ситуацией, чего я от него никак не ожидал.

— Представляю, какой это был неприятный сюрприз! — сказал он. — И прямо перед тем, как должна была выйти ваша книга. Но теперь-то, я думаю, вы уже оправились. Сильно все изменилось по сравнению с сорок пятым?

— Да нет, все по-прежнему, — ответил я. — Ну, может, что-то чуть-чуть получше стало: кормежка, например.

В значительной степени так оно и было. Хотя и не шедевр кулинарного искусства, эта еда была куда съедобнее отвратительной бурды, которой нас кормили в прошлую войну.

— Недавно в ОХО подали на ужин просто первоклассный ростбиф.

Полковник улыбнулся. Его манера общения была столь дружеской, что я почти сразу перестал, обращаясь к нему, добавлять «сэр». Я также последовал примеру Лэйси, который, как я слышал, звал его Пол.