Самоубийственное лето

Что это я всё о ней, а между тем есть дела поважнее шляпных предпочтений Анны. К примеру, так и не понял, с какого перепугу этот Даниил возлюбил американский джаз – не вполне патриотично, если принять во внимание нынешнюю ситуацию. Вот если бы хор Пятницкого пригласил, тогда бы никаких претензий! С другой стороны, почему бы нет? Прошли те времена, когда увлечение джазом считалось чуть ли не изменой своему Отечеству: «сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь!» Помню, сидел по вечерам у радиоприёмника – ждал, когда отключат эту мерзкую «глушилку». Наконец, дождался – слышу: «This is the voice of America, transmitted from Thessaloniki». И ещё через несколько мгновений: «Count Basie and his orchestra». Это были волшебные, изумительные полчаса!

Уже позже, когда отец подарил магнитофон, в моей коллекции появились Элла Фицджеральд, Луи Армстронг, Дейв Брубек, Оскар Питерсон… Где теперь эти бобины с плёнкой, которую мы доставали не вполне легальными путями? Там же оказался и магнитофон – только японская магнитола, купленная ещё в 80-е в комиссионке на Садовой, пылится на журнальном столике в углу моей квартиры как память о былом.

Кстати, о квартире. С тех пор, как мы с Катрин улетели на Таити, я побывал там считанное число раз. Но знаю, что по-прежнему «Одинокий пианист» играет какую-то мелодию – может быть, Take Five, – а странные, полуобнажённые фигуры всё также находятся в плену «Психоанализа». И ещё одна картина – Питерсон, Армстронг, Коулмен Хокинс, ну и контрабасист Чарльз Мингус, если не напутал за давностью лет. Эллу не решился написать, но в этой компании любая певица может стать звездой. Даже Анна.

Самая первая картина из тех, что удались, это «Бытие». Сцена в пивной – за столом сидят трое. Работяга, плотно сжав натруженные руки, смотрит куда-то вдаль пустыми, ничего не выражающими глазами – в них нет ни надежды, ни мыслей, ни печали. А вот немолодой уже интеллектуал словно бы прожил жизнь, сделав весьма неутешительные выводы – это однозначно читаешь в его взгляде. И ещё юноша, уронив голову на стол, то ли грезит наяву, то ли беспробудно пьян. А за спинами этой троицы странная компания – гитарист «наигрывает вальс», девушка смотрит на него влюблёнными глазами, но вроде бы уже почувствовала, что он от неё очень далеко, где-то в ей неведомых мечтах. И ещё один, последний персонаж – ждёт, когда девица, наконец, поймёт, что все её старания напрасны, и тогда…

Чуть не забыл про «Утро». Тёмная улица, спины людей, идущих на работу, а там, вдали что-то похожее на светящуюся щель между домами – образ призрачного счастья. Ну и, конечно, «Танец» – без лишней скромности скажу, что намного лучше, чем у Анри Матисса. Мне бы родиться полторы сотни лет назад!.. Впрочем, судьбе импрессионистов особенно не позавидуешь.

Почему не выставлял свои картины… А надо ли? Всё потому, что не предаю, не собираюсь продавать друзей – так, вместе со мной и отправятся в небытие, чтобы обрести забвенье и покой.

Как-то незаметно меня сморило, и приснился сон. Это я понял уже гораздо позже, ну а тогда показалось, будто всё в реальности.

Входят двое в соломенных брылях – два эдаких «качка» со зверскими физиономиями, да ещё в камуфляжной форме. Тот, что пострашнее, говорит с каким-то специфическим акцентом – явно гражданин из Малороссии. Говорит так, будто всё ему доподлинно известно, и бесполезно возражать:

– Вы написали книгу «Анна и командор».

Никак не пойму, что имеется в виду. Если сценарий к фильму, то это не я, а Менджерицкий. Скорее всего, название «Каменного гостя» переврали, вот потому кричу:

– Так это Пушкин! Я-то тут причём?

– Пушкин в Незалежней запрещён. Одевайтесь!

Я и так одет, но, видимо, придётся взять с собой тёплую одежду – слышал, в КПЗ довольно холодно бывает по ночам. Ну а если сразу сунут в карцер… Потому и пытаюсь оправдаться:

– Вы, наверно, что-то перепутали, я эту книгу не писал.

Тот, что с виду поприличней, достал из кармана какие-то бумаги, полистал. Читает:

– «Анна и колорадские жуки». Вы это написали?

С трудом припоминаю: был такой юмористический рассказ, вроде бы в школьной стенгазете поместил. Я тогда о карьере писателя и не помышлял, но, видимо, была неутолимая тяга к творчеству. Отвечаю:

– Ну и что?

– А то, что колорадские ленты в Незалежней под запретом.

Ничего не понимаю:

– Позвольте, но мы же находимся в России!

Тут этот зверюга подскочил и машет кулаками, хорошо хоть по лицу мне не попал:

– Заткнись, москаль! Это наша территория со времён князя Игоря. От Воронежа и Брянска до Крыма, от Львова до Кубани и Калмыкии. И прекрати свою вражескую пропаганду, а то хуже будет, – и после короткой паузы: – так что, добровольно эту ленту выдашь или приглашаем понятых?