Часто высказывают подозрение, что Аденауэр не хотел воссоединения Германии то ли из-за антипрусского аффекта рейнландца, то ли из-за боязни, что воссоединенная, самостоятельная Германия вновь пустится на новые великодержавные авантюры. Все может быть, но это не было доказано и недоказуемо. В любом случае подобные личные возражения или предрассудки Аденауэра являются частным делом и не имеют исторического значения, так как он их никогда не высказывал. О чем он говорил и чем умел получить большинство в Федеративной республике, как это видно из его крупных побед на выборах 1953 и 1957 годов, — он нагнетал страх перед русскими и ненависть к русским (в 1956 году он открыто назвал Советский Союз «нашим смертельным врагом»). Он безгранично верил в силу Запада, которая могла якобы привести однажды к лучшему и более выгодному объединению, чем это предлагали русские. Аденауэр постоянно обещал немцам такое выгодное объединение, которое он любил называть «освобождением», как результат своей политики. Более того, он обещал даже «освобождение» всей Восточной Европе. Добиться такого «воссоединения» могло позволить лишь объединение «мощи» Западной Германии и Запада, чтобы заставить русских пойти на одностороннее отступление. В то время казалось, что Аденауэр достиг наконец того, к чему все время стремился Гитлер: союза с Западом против Советского Союза.
Конечно, Аденауэр не был Гитлером, а Федеративная республика — нацистским рейхом. Аденауэр был уважаемым демократическим политиком, а Федеративная республика — уважаемым демократическим государством. Однако это ничего не меняло в том, что внешнеполитическая концепция, в основе которой лежал открытый отказ от предложения русских о воссоединении, была прямым продолжением концепции Гитлера «с Западом против России». Лишь расстановка сил в желанном антирусском альянсе неизбежно несколько изменилась. На первое время этого нельзя было избежать. Империя Гитлера хотела играть великолепное соло в сопровождении западного оркестра, Федеративная республика Аденауэра была вынуждена довольствоваться ролью скрипки в этом оркестре. Гитлеровская империя лишь поставила под вопрос национальное единство, аденауэровская же Федеративная республика открыто отказалась от него, правда, в надежде получить его однажды сторицей. Чем больше Федеративная республика своими действиями делала воссоединение Германской империи абсолютно невозможным, тем больше она «теоретизировала» и фантазировала, утверждая, что желает восстановить единство империи. Но тем самым ФРГ, ее политики закрывали и второй, более скромный путь к воссоединению, который после включения ФРГ в Западный союз у нее оставался еще открытым: путь сближения обоих германских государств.
Последний путь оставался открытым на протяжении нескольких лет после отклонения предложения русских. Из Москвы, правда, уже не поступали больше предложения («Мы честно и ясно предупредили немецкую сторону, что… вступление Федеративной республики в Атлантический союз закроет в будущем пути решения германского вопроса», — сказал Хрущев Аденауэру в сентябре 1955 года в Москве), однако из Восточного Берлина с одобрения СССР такие предложения поступали («Воссоединение является теперь делом обоих германских государств»).
27 июля 1957 года премьер-министр ГДР Гротеволь предложил создать союз государств между ГДР и Федеративной республикой. «Конфедерация не требует в начальной стадии создания самостоятельной государственной власти, стоящей над обоими государствами, и исключала бы навязывание общественных отношении одного германского государства другому. Созданный из представителей парламентов обеих частей Германии Общегерманский совет, имеющий совещательный характер, мог бы рекомендовать и проводить такие мероприятия, которые служили бы постепенному сближению обоих германских государств».
По сравнению с предложением русских в 1952–1955 годах указанное предложение было более скромным. Речь не шла уже о проведении общегерманских свободных выборов, и за каждым из обоих государств оставалось право решать самому, как далеко оно хочет пойти по пути воссоединения. И все же предложение ГДР обеспечивало сохранение транспортных и экономических связей, предотвращало широкое отчуждение граждан обоих немецких государств и создавало постоянные общегерманские органы.
Предложение о конфедерации отвечало изменившемуся положению в мире, которое во второй половине 50-х годов все меньше определялось холодной войной и все больше атомным равновесием и стремлением к разрядке между блоками. По крайней мере с кризиса в Венгрии осенью 1956 года, когда американцы сохранили стойку «смирно», стало ясно, что уже нельзя было рассчитывать на давление США на Советский Союз: политика с позиции силы была мертва.