Ежевечерне, в девять часов, телевизор приходил посмотреть дед - программу "Время" (он называл ее - "Последние известия"). Дед хотел быть в курсе событий в мире. Кузины Людочка с Наташей тут же облепляли деда, как рыбы-присоски, и мешали ему смотреть программу "Время", напрягая вопросами, сравнимыми с теми, которые задавала Красная Шапочка переодетому бабушкой волку: "Почему у тебя такие большие зубы?". Дед благоволил Людочке с Наташей и лишь иногда покрикивал: "Тише-тише", когда не хотел пропустить какое-то очень важное "последнее известие".
Всей же семьей для просмотра телевизора мы собирались в зале только по праздникам - на Новый Год и в другие, менее значительные дни, когда давали телевизионные концерты, например, на день милиции. В такие дни смотреть телевизор обязательно садилась мама - она обожала Софию Ротару (мама называла ее "Соня") и не могла пропустить ни одно ее появление в эфире ("Соня поет", - говорила с благоговением). Под влиянием мамы (здесь налицо явный пример индуцированной любви) все остальные члены семьи тоже полагали, что им нравится София Ротару (даже я всю жизнь относился к ней положительно), кроме тети Люды, дяди Вовиной жены, которая вступала в явную оппозицию, утверждая, что предпочитает Аллу Пугачеву (вы знаете, это случай жесткого антагонизма - ты или за Ротару, или за Пугачеву, "Динамо" и "Спартак", Алая Роза и Белая, Рим и Карфаген, так что тетя Люда проявляла известную смелость, идя наперекор всем). Чтобы та посмотрела на Софию Ротару, мама вытаскивала в зал даже бабушку (вы знаете, бабушка терпеть не могла не только книги, но и телевизор - во все другие дни она вообще не появлялась в зале, не переступала туда порога, кроме случаев, когда ей нужно было вызвать меня или деда по неотложному делу - да и то, в таких случаях она предпочитала пронзительно кричать издалека, не доходя до зала: "Се-ре-о-ожа!" или "Ва-а-ася!") - бабушка садилась в углу на стул, сидела там пять минут (Ротару могла за это время начать петь, а могла и не уложиться), после чего засыпала, уронив голову на грудь. Маму это чрезвычайно раздражало - она терпеть не могла, когда кто-то при ней невнимательно слушает Ротару. Она кричала бабушке: "Мама!" Бабушка вздрагивала, просыпалась, говорила: "Да-да, я слушаю!", после чего снова засыпала. Это всех очень потешало, все начинали следить за бабушкой и поочередно ей кричать: "Мама!", "бабушка!", "Маруся!" - это кричал дед, который веселился больше всех. Тогда мама раздражалась еще больше, потому что все, вместо того, чтобы слушать Ротару, будили бабушку. Обидевшись на всех, мама придвигала стул поближе к телевизору и, с отсутствующим лицом, слушала Ротару в одиночку.
- Книги, журналы и фотографии -
Книги были сложены в тумбе под телевизором и в серванте "Хельга" ("хельга" у нас в доме было именем нарицательным: "Пойди возьми на хельге!"), который служил нам хранилищем для всего - праздничных тарелок и бокалов, чайных и кофейных сервизов (никогда не терявших девственности), серебряных вилок и мельхиоровых ложек, там хранились документы, старые письма, журналы и фотографии (а еще две школьные золотые медали - мамина и тетки Оли). Фотоальбом в бежевой обложке распухал и лопался по швам, как праздничный пиджак на объевшемся на свадьбе толстяке - фотографии в нем не были, как полагается приличным альбомам, вставлены в специальные фигурные прорези, а лежали массивными стопками между страницами. Не пугайтесь, я не буду сейчас описывать каждую из сотен фотографий (просмотр чужих семейных фото с подробными комментариями - одна из самых известных пыток) - обо всех главных и важных я уже упомянул выше.