Муж Анны Петровны, Ермолай Фёдорович Керн, был одним из героев двенадцатого года (портрет его находится в Военной галерее Зимнего дворца) — и, вместе с тем, типом генерала своего времени. Иных объяснений не нужно…
Густые эполеты составляли его единственное право на звание человека. Прекрасная и к тому же чуткая, чувствительная Анета была принесена в жертву этим эполетам.
Его поселили в нашем доме и заставили меня быть почаще с ним. Но я не могла преодолеть отвращения к нему и не умела скрыть этого. Он часто высказывал огорчение по этому поводу и раз написал на лежавшей перед ним бумаге:
Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах…
Я прочла и сказала: старая песня! «Я покажу, что
она будет не старая», — вскричал он и хотел ещё что-то продолжать, но я убежала. Меня за это сильно распекли.
Ермолай Фёдорович Керн не без гордости называл сам себя «солдатом»; и действительно, вся жизнь его прошла в войсках и походах — с молодых лет и почти до могилы. Он родился в 1765 году в г. Петровске, Саратовской губернии, где его отец, Фёдор Андреевич, отставной военный, был в течение долгих лет городничим. Начав службу в 1781 году, Керн в разных войнах 1788–1814 гг. получил семь боевых наград, в том числе чин генерала (1812) и Георгиевский крест за взятие Парижа, где он особо отличился. С наступлением мирного времени изувеченный Керн командовал различными бригадами, а с 1816 г. — 15-ю пехотною дивизиею; в это-то время судьба и свела его с А.П. Полторацкою.
Подтверждением незаурядности генерала служат по крайней мере два факта. Во-первых, портрет генерала Керна находится в Военной галерее Зимнего дворца в Санкт-Петербурге среди портретов наиболее известных героев Отечественной войны 1812 г. Во-вторых, на стенах храма Христа Спасителя в Москве, возведённом в честь победы над Наполеоном, располагаются мраморные плиты, на которых высечены названия мест сражений, наименования полков и имена русских офицеров, особо отличившихся в каждом из этих сражений. Е.Ф. Керн упоминается там пять (!) раз. Для сравнения, Д. Давыдов удостоен такой чести всего трижды.
Керн был действительно отличным, храбрым генералом, преданным царю и Отечеству, о чём свидетельствуют многочисленные императорские отличия, и что подтверждают его современники — М.Б. Барклай де Толли, Н.И. Раевский и др. Генерал П.П. Коновницын, в Бородинском сражении сменивший раненого Багратиона, за блестящую штыковую атаку адресует тогда еще подполковнику Е.Ф. Керну слова: «Браво, Керн! Будь в моей воле, я бы снял с шеи мой Георгиевский крест и надел его на тебя!».
По описаниям историка А.И. Михайловского-Данилевского, адъютанта Кутузова, «…отличный кавалерист Керн был среднего роста, крепок и ладен, худощав и нрава весёлого. Беззаботный, доверчивый, не бережливый на деньги, никогда не помышлял он о завтрашнем дне. Война составляла его стихию… Действительно, в сражениях надо было любоваться Керном».
Погода нынче отвратительна, муж отправился на учения за восемь вёрст отсюда. До чего я рада, что осталась одна, — легче дышится.
Признаюсь, иной раз я немного кокетничаю, но теперь, когда все мои мысли заняты одним, я уверена, нет женщины, которая так мало стремилась бы нравиться, как я, мне это даже досадно. Вот почему я была бы самой надёжной, самой верной, самой некокетливой женой, если бы… Да, но «если бы»! Это «если бы» … преграждает путь всем моим благим намерениям.
Какая тоска! Это ужасно! Просто не знаю, куда деваться. Представьте себе моё положение — ни одной души, с кем я могла бы поговорить, от чтения уже голова кружится, кончу книгу — и опять одна на белом свете; муж либо спит, либо на учениях, либо курит. О боже, сжалься надо мной!
Его низость до того дошла, что в моё отсутствие он прочитал мой дневник, после чего устроил мне величайший скандал, и кончилось это тем, что я заболела.