Самоубийство сверхдержавы

Происходящее сегодня в епископальной церкви характерно для протестантского мира после Реформации. Восстав против Рима и папской власти, разве могут протестантские церкви отрицать диссидентство, внутреннее право на бунт и отделение? Если Рим, по их убеждению, не вправе требовать послушания и настаивать на безгрешности папы, откуда взялось такое право у них самих?

Протестантизм, по утверждению некоторых историков, неумолимо движется туда, куда должен прийти: в «место», где каждая секта, каждый человек решают для себя, каковы моральный закон и библейская истина; он идет к приватизации морали. Но если протестантизму суждено «распылиться», это означает и «распыление» Америки. Ведь Америка сотворена протестантами.

Христианский упадок продолжается. В 2009 году консерваторы откололись от 4,7-миллионной паствы евангелической лютеранской церкви в Америке после того, как эта церковь одобрила «рукоположение однополого духовенства»{166}. Назначение епископа-гея в штате Нью-Гемпшир раскололо епископальную церковь, но не прошло бесследно для самого епископа. В шестьдесят три года епископ Робинсон объявил об отставке с 2013 года, объяснив на ежегодном епархиальном съезде: «Физические угрозы, а также повсеместное обсуждение моего избрания епископом, стали настоящим испытанием не только для меня, но и для моего любимого мужа Марка», – и, добавлю, для прихожан всего штата{167}.

Нужна ли религия?

Гибель христианства уже давно предрекали люди, одновременно прославленные и печально известные. Карл Маркс именовал религию «опиумом для народа». Уинстон Черчилль, прочитав в двадцать один год в индийском Бангалоре откровенно антихристианское «Мученичество человека» Уинвуда Рида, писал матери:

«В один из этих дней холодный яркий свет науки и разума пробьется сквозь витражи собора, и мы выйдем наружу, чтобы искать Бога для себя. Великие законы природы будут открыты – наша судьба и наше прошлое станут ясны. Далее мы сможем обойтись без религиозных игрушек, которые много веков сопровождали развитие человечества»{168}.

Менее уважительно к «религиозным игрушкам» относился Фридрих Ницше: «Я рассматриваю христианство как самую роковую ложь соблазна, какая только была на свете, как великую и несвятую ложь»{169}. Поклонник Ницше Адольф Гитлер соглашался: «Самый тяжелый удар человечеству нанесло распространение христианства»{170}. Юджин Д. Уиндчи в «Конце дарвинизма» пишет:

«[Гитлер] думал, что для мира было бы лучше, победи мусульмане в битве восьмого века под Туром, остановившей арабское вторжение во Францию. Потерпи христиане поражение, рассуждал [Гитлер], германский народ приобрел бы более воинственный символ веры и, вследствие своего естественного превосходства, стал бы лидером исламской империи»{171}.

В книге воспоминаний гитлеровского архитектора Альберта Шпеера «Третий рейх изнутри» рассказывается, что Гитлер часто говорил:

«Видите ли, к нашему несчастью, мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не обратиться к религии японцев, которые величайшим подвигом считают самопожертвование во благо отечества? И мусульманство подходит нам больше, чем христианство. Ну почему обязательно христианство с его смирением и слабостью»{172}.

Тем не менее, даже ненавистники христианства часто признают, что человечество не в состоянии обойтись без религии. Презирая христианство Нагорной проповеди, Гитлер, однако, допускал в «Майн кампф», что религия необходима обществу{173}. Это подтверждают, цитируя фюрера, писатели и историки Хилэр Беллок и Кристофер Доусон:

«Сей человеческий мир немыслим без практического существования религиозных убеждений. Огромные массы народа состоят отнюдь не из философов. Для народных масс именно вера является абсолютно единственной основой морального взгляда на жизнь. Различные заменители, которые предлагались, не сумели доказать, что достойны быть таковыми, чтобы мы могли счесть, что они и вправду готовы заменить существующие веры».

Для нацистской элиты, с ее чисто дарвиновской языческой идеологией, Гитлер добавлял: «Несколько сотен тысяч высших людей могут жить мудро и разумно, не считаясь с общими стандартами, которые преобладают в повседневной жизни, но миллионы других на такое не способны»{174}.

Сталин, который стремился искоренить христианство, признал его власть над русским народом. В годы Великой Отечественной войны он распорядился снова открыть соборы и церкви, выпустил из тюрем епископов и других лиц духовного звания и звал русских солдат в бой не за партию или Политбюро, но за «Россию-матушку». Сталин понимал, что российские массы – не марксисты, но христиане, верные Богу и стране.

В 1938 году, придя к выводу, что Европа теряет веру под натиском скептицизма, агностицизма и атеизма, Беллок писал, что Запад вступил на путь, угрожающий завершиться рифом цивилизационного краха: