Самоубийство Украины. Хроника и анализ катастрофы

Когда оранжоиды прорвались к власти, хитрые разговоры о «многовекторности» ими были пресечены на корню. На оранжевых знаменах с новой силой вспыхнул старый, давно потускневший лозунг Остапа Бендера — «Заграница нам поможет!». Воодушевленные сокрушительной «победой демократии», они принялись с удвоенной энергией ломиться в наглухо закрытую европейскую дверь, считая, что их как принципиальных кучмаборцев обязаны обогреть и обласкать на «землях обетованных». Будучи уверенными в том, что Европа у них в кармане, они, набрав в рот побольше слюны, принялись дружно и демонстративно плевать в сторону России. Первые полгода «оранжевого» правления подобное поведение было очень модным. В среде новых начальников оно считалось проявлением принципиальности, независимости и даже глубокого ума. При этом мало кто из них помнил старую народную мудрость о том, что некоторые вещи делать против ветра не стоит. Себе дороже будет. Все это время Москва загадочно молчала, никак не реагируя на смелые выпады «оранжевых» вождей. Причины такой ее сдержанности стали понятны чуть позже. И тогда стало ясно, что все это время Россия не сердилась, Россия сосредотачивалась.

Надо заметить, что сомнения в адекватности правящей украинской элиты, на мой взгляд, вполне оправданны, если учитывать, что почти пятнадцать лет в нашей стране последовательно и целенаправленно культивируется русофобия. Причем восприятие России как некоего экзистенциального зла в среде либеральной и национально-сознательной интеллигенции является не результатом какого-то анализа, а априорной установкой, своеобразной модой, даже неким чванством, замешанным на презрении и страхе к русским. Я не раз пытался добиться от представителей этой социальной прослойки внятного, разумного обоснования данной позиции, но с их стороны все сводилось к каким-то личным, невнятным ощущениям и переживаниям. Любой разговор с ними о политике всегда сводился и сводится к «москалям», «злочинам царизму»[49], «голодомору», «катам з НКВС-КДБ»[50] и «імперським зазіханням Москви»[51]. Такой вот универсальный клинический набор смыслов и образов сформировался у нашей национально-сознательной, а также либеральной интеллигенции. Говорить с такими людьми о политике и тем более об украинско-российских отношениях — это то же самое, что пытаться обсудить особенности экзистенциальной философии с толпой, в экстазе скандирующей на Майдане «разом нас багато, нас не подолати!!!»[52].

По сути, устойчивая русофобия, подаваемая в качестве ценностной позиции, логически никак не обоснована и произрастает из каких-то древних, глубинных страхов вышеуказанной публики. Точно так же, как и западофилия украинской интеллигенции — это чистый продукт ее эмоциональной сферы. Здесь имеет место лишь желание видеть все в простом черно-белом свете на основании высосанных из пальца квазилогических конструкций. Именно поэтому понять их политические рассуждения можно лишь через тщательное психологическое обследование, а не политологический анализ.

Опять-таки по этому поводу есть занятный анекдот еще первых лет независимости.

Идет заседание Верховной рады. На трибуну поднимается национально-сознательный народный депутат и начинает эмоционально, брызгая слюной, рассказывать о подлюках-москалях. Через несколько минут спикер дает команду отключить ему микрофон. В конце рабочего дня этот депутат вновь просит слова. Спикер подозрительно у него спрашивает:

— Уважаемый Степан Иванович, вы опять хотите нам рассказать о русских и Москве?

— Да нет, вы что! Я вообще хочу выступить не на политическую, а экологическую тему!

Успокоенный таким заверением, спикер вновь дает ему слово. Депутат выбирается на трибуну и говорит:

— Уважаемые господа! В Украине очень тяжелая экологическая ситуация! Реки мелеют, деревья сохнут! Теперь негде ни утопить, ни повесить москаля! Надо срочно что-то делать с экологией!