Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Я умру, говорят,
мы когда-то всегда умираем.
Съезжу на дармовых,
если в спину сподобят ножом, —
Убиенных щадят,
отпевают и балуют раем…
Не скажу про живых,
а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом,

завалюсь покрасивее набок —
и ударит душа
на ворованных клячах в галоп!
Вот и дело с концом:
в райских кущах покушаю яблок,
подойду, не спеша —

вдруг апостол вернет, остолоп?

…Чур меня самого!

Наважденье, знакомое что-то:
неродивший пустырь
и сплошное ничто – беспредел.
И среди ничего
возвышались литые ворота,
и этап-богатырь —

тысяч пять – на коленках сидел.

Как ржанет коренник —

[укротил] его ласковым словом,
да репей из мочал
еле выдрал и гриву заплел.
Петр-апостол, старик,
что-то долго возился с засовом,
и кряхтел, и ворчал,

и не смог отворить – и ушел.

Тот огромный этап

не издал ни единого стона —
лишь на корточки вдруг
с онемевших колен пересел.
Вон следы песьих лап…
Да не рай это вовсе, а зона!
Все вернулось на круг,
и распятый над кругом висел.

Мы с конями глядим:

вот уж истинно – зона всем зонам.
Хлебный дух из ворот —
это крепче, чем руки вязать!
Я пока невредим,
но и я нахлебался озоном,
лепоты полон рот,
и ругательства трудно сказать.

Засучив рукава,

пролетели две тени в зеленом,
с криком: «В рельсу стучи!»
пропорхнули на крыльях бичи.
Там малина, братва,
нас встречают малиновым звоном!
Нет, звенели ключи…
Это к нам подбирали ключи.

Я подох на задах —

на руках на старушечьих дряблых,

не к Мадонне прижат,

Божий сын, а – в хоромах холоп.
В дивных райских садах
просто прорва мороженых яблок,
но сады сторожат —
и стреляют без промаха в лоб.

Херувимы кружат,

ангел окает с вышки – занятно.
Да не взыщет Христос —
рву плоды ледяные с дерев.
Как я выстрелу рад —
ускакал я на землю обратно,
вот и яблок принес,
их за пазухой телом согрев.

Я вторично умру —

если надо, мы вновь умираем.
Удалось, бог ты мой, —
я не сам, вы мне пулю в живот.
Так сложилось в миру —
всех застреленных балуют раем,
а оттуда – землей, —
береженого Бог бережет.

В грязь ударю лицом,

завалюсь после выстрела набок.
Кони хочут овсу,
но пора закусить удила.
Вдоль обрыва с кнутом
по-над пропастью пазуху яблок
я тебе принесу,
потому – и из рая ждала.

Здесь речь идет не о самоубийстве, а о грядущем убийстве героя, который должен погибнуть то ли от ножа в спину, то ли от пули в живот. И лишь такая насильственная смерть даст ему дорогу в рай, в который в противном случае барда не пустят за его грехи.

В этой песне Высоцкий вспоминает свое четверостишие 1971 года:

Сколько великих выбыло!
Их выбивали нож и отрава.
Что же, на право выбора
Каждый имеет право.

Теперь он свой выбор сделал. Наркотики позволяли заглянуть за грань, но они же вели к самоубийству.