А, старый знакомый, - она окинула его оценивающим взглядом, и добавила, - надеюсь, что у нас вы будете вести себя вежливее.
Су в витиеватой форме принес свои извенения и хотел было поцеловать ее руку, но вовремя передумал.
Вы будете лежать в инфекционном изоляторе. Это единственная одноместная палата в медчасти. Я просматривала ваше личное дело и считаю, что вы не совсем здоровы психически, хотя отклонение незначительное. Такие заболевания здесь не лечат. Наша задача поправить ваше физическое состояние и это в наших силах. С сегодняшнего дня вам назначена диета шесть «Б» и общеукрепляющий курс медикаментов. Думаю, что через несколько недель вы будете в форме.
Я буду у вас в неоплатном долгу, - поблагодарил Су и хотел добавить какой-то тонкий комплимент, но почему-то ничего не лезло в голову.
Не стоит благодарности. Это наша работа, - опередила его медичка. И вот еще что. Вы к нам поступили с подозрением на желтуху. Так, что по коридору не расхаживать. И с персоналом не общаться. Все необходимое будете получать через заключенного-фельдшера. В современной медицине он разбирается не очень и медицинского образования у него нет. Но для вас может быть полезен. Фельдшер человек своеобразный и знает много, чего не знаем мы. Все его зовут Шукун. Он эвенк по национальности и до срока был шаманом в отдаленном селении. Шукун уже срок досиживает. Когда-то давно он накурился грибов, вошел в транс и застрелил начальника геологической разведки. Сказал, что духи приказали. А вообще, он человек ведающий и нашего начальника колонии лечит от запоев. Так, что вам может быть полезен. А еще Шукун твердит, что видит прошлое и будущеее.
За две недели, которые Суицид провалялся в инфекционном изоляторе, он сдружился с плосколицым, коротконогим Шукуном. Курение в санчасти было запрещено категорически, не говоря уже о чае. Фельдшер был единственным звеном, связывающим Суицида с лагерем и потихоньку таскал сигареты и чай.
Заварить чифир не было возможности, по этому Суицид и шаман, закрывшись в изоляторе, жевали чай в сухую и, проглотив слюну, напитанную кофеином, подолгу молча курили.
В последний вечер Шукун принес в спичечном коробке какое-то зелье, свернул самокрутку, несколько раз глубоко затянулся и протянул «козью ножку» Суициду.
На, бачка, курни и сиди тихо-тихо. Я буду с духами разговаривать.
Су, послюнявил палец и помазал на самокрутке то место, которое выгорало быстрее и затянулся. Тело стало тяжелым и невесомым одновременно, а сознание улетело куда-то в другое измерение. Шукун слегка толкнул его в плечо и вывел из этого состояния.
А, ты бачка, счастливый, умирал много-много раз, но жить, однако, будешь долго-долго.
Шаман забрал у Суицида самокрутку, докурил до «пятки» и добавил:
Я скоро освобождаюсь, однако, возьмёшь адрес. Захочешь, приезжай. Будешь у нас жить. Я тебя много-много научу. С духами разговаривать у тебя получится. Ты мало-мало сумасшедший, однако.
Суицид лежал на верхней наре и смотрел, как помещение пятой бригады наполнялось самой разнообразной арестантской обиженной публикой. Среди них были молодые и пожившие, одетые в телогрейки и робы, поношенные ватники и черные милюстиновые костюмы, в стоптанных валенках и начищенных ботинках. Но всех их объединял прямоугольник на левой груди, в котором красовалась надпись: «Пятый отряд, пятьдесят пятая бригада». Это был, своего рода, отпечаток темных сил. С сегодняшнего дня такой же штамп украшал робу и телогрейку Суицида. По сути, это было моральное самоубийство и его тюремная судьба превращалась в пытку. Теперь он принадлежал к касте неприкасаемых. Ни один уважающий себя зек не имел права поздороваться с ним за руку, взять у него сигарету или спичку. На всех зонах существовал, так называемый, принцип контакта. Любой предмет, к которому прикоснулся обитатель бригады опущенных, по зековским правилам, считался законтаченым и подлежал уничтожению. Нарушение каралось строго и неукоснительно. Вплоть до перевода в бригаду отверженных.
Среди этой разношёрстной публики только половина была нетрадиционной ориентации. Некоторые были опущены в следственном изоляторе за доносы и крысятничество. Другие — за не совсем благовидные статьи, вроде садизма, педофилии и изнасилования малолетних. Но были и откровенно голубые, которым все было нипочём. Они себя чувствовали, как рыба в воде.