Самоучитель для бога

Егор нахмурился, сурово поглядел на парня. Тот стушевался и опустил руки.

— Ну чего тебе еще? — устало спросил Егор.

— Ну… мне… как бы… — бормотал Мишка. Лицо красное, глаза упрямо сверлят асфальт под ногами. Егор покачал головой. Крайняя стадия застенчивости. Как такой и живет-то!

— Ты хочешь точно знать, что у нас было с Милой? — подсказал Егор.

— Ага! — Мишка с облегчением закивал. Он так смущался, что выронил на асфальт доску. Та упала со звонким стуком. Мишка вздрогнул и покраснел еще сильнее.

— Ну хорошо! — сказал Егор. Ему стало жалко этого застенчивого паренька, который тем не менее оказался готов защищать свою любовь. — Я тебе все объясню! Чтобы не было недоразумений!..

Он наткнулся на полные мольбы и надежды глаза. Мишка глядел на него как на мессию.

— Я поэт! Пишу стихи на заказ! — начал Егор. — А Мила мой клиент. Ты же ей стихи не пишешь, вот и приходится бедной девочке выкручиваться! Так что, если ты ее любишь…

Мишка так отчаянно закивал, что Егор забеспокоился о его голове.

— Если ты ее любишь, то я бы посоветовал тебе написать ей стих и подарить!

— Я… — Мишка потупился и поковырял ногой асфальт. — Я не умею!

Потом глаза его блеснули идеей. Он даже забыл покраснеть и проговорил, захлебываясь словами:

— А может быть, вы… мне поможете! Я заплачу! У меня есть деньги!..

Он полез дрожащими руками в карман. На свет появились скомканные десятки, прозвенела мелочь. Егор рассмеялся и хлопнул его по плечу:

— А ты мне, Мишка Бубенчиков, нравишься. Хорошо! Я напишу для тебя стих! О плате поговорим позже! Вот мой телефон, позвони через пару дней — договоримся!

Сунув обалделому Мишке визитную карточку, Егор развернулся и ушел. Мишка остался стоять, глядя то на Егора, то на карточку в руке.

Это случилось, когда Егор переходил дорогу. Мир вокруг сделался предельно четким, цвета необычайно яркими. Словно кто-то резко крутанул ручку контрастности. Егор замер. Потом в глазах полыхнуло всеми цветами радуги, словно взорвалась световая бомба. Виски пронзила острая боль. Егор вскрикнул, закрыв лицо руками.

Рядом, отчаянно сигналя, пронеслась машина. Егор дернулся в сторону, под ноги что-то попало. После яркого взрыва ничего не видел. Глаза полностью отключились.

Сознание возвращалось медленно. Егор почувствовал под собой твердый асфальт. Бок болит: не устояв на ногах, рухнул прямо на бордюр. Дорога рядом?! Нужно уйти с дороги, много машин. Нынче такие времена, сшибут и не заметят. Только бы открыть глаза. И тут Егор понял, что глаза уже открыты.

Острый страх пронзил почти физической болью. Страшное ощущение открытых глаз и одновременно тьмы. Вокруг по-прежнему шелестит листва. Лицо охлаждает легкий ветерок. Где-то далеко шумят, пролетая по главным улицам, машины. Слышен топот каблучков. До Егора долетел раздраженный женский голос:

— Надо же так напиться! Даже ходить не может, козел! Шаги стали удаляться.

— Подождите! — закричал Егор. — Помогите!

Из пересохшего от страха рта вылетели лишь непонятные хрипы.

Егор поднес руки к лицу, коснулся носа и вздрогнул: он не видит собственной руки. Дотронулся до глаз, отодвинув очки. К чему они теперь. Он отрешенно снял очки, откинул в сторону.

Мысли путались и разбегались. Он сидел на обочине и глядел в никуда широко раскрытыми, слепыми глазами. Что случилось? Перед глазами даже радужные пятна не прыгают. Егор принялся остервенело тереть глаза, мять, нажимать на глазные яблоки. Раньше при этом возникали цветовые круги, какое-то мельтешение, сейчас же полная тьма. Полная, непроглядная тьма. И Егор в самом ее центре.

Боже! Что все-таки произошло?

Он начал прислушиваться. Какой-то странный звук! Словно кто-то идет… Он сидел и вслушивался в эту тьму до рези в ушах. Звуки стали четче, осязаемее. Егору вспомнилась высказанная кем-то мысль, что у слепых обостряются другие чувства. Неужели это происходит так быстро?

Отдаленный шум машин, проносящихся по главной улице, распался на десятки звуков. Он начал различать машины: вот прошелестела легковушка, вот прогудела грузовая. Умей он разбираться в моторах, по звуку определил бы марки машин.

Хотя нет! Не определил бы. Мешает шелест листвы. Он тоже стал громче. Он все заглушает. Почему он такой громкий? Егор зажал уши ладонями, но нарастающий гул и шелест все равно не исчезли. Наоборот, становились все громче и громче.

— Не-е-ет! — закричал Егор. Свой собственный голос отдался в голове словно гром. Егор упал на асфальт. А тьма вокруг кричала тысячей голосов. От этого кружилась голова. Словно к каждому листку, к каждой машине, к каждому даже самому незначительному источнику звука поднесли микрофон, подключенный к усилителю с мощными колонками. И колонки поставили у самых его ушей.

Пф!

Со странным звуком все затихло. Что-то перегорело внутри. Вырубились предохранители. И Егора накрыла тишина. Глухая, ватная тишина.