Самоучитель по философии и психологии

Достоверно отличить «инсайт» первого типа от «инсайта» второго типа мы уже не можем, поскольку слишком усложнили, а по правде говоря, засорили систему. Теперь в ней столько «шумов», что различить сообщение не представляется возможным; задумаемся: обезьяна из классического эксперимента не видит «ящиков», ведь «ящик» – это слово, а мы видим… Но как можно видеть слово?! Обезьяна видит элемент реальности, мы видим элемент сознания, она может взаимодействовать с реальностью, мы можем пребывать лишь в интеракциях собственного сознания.

Мы, таким образом, гордимся собственной неспособностью жить; наша жизнь бесповоротно поделилась надвое: с одной стороны, подсознание, с другой – сознание. Они воюют, а мы в этой войне, которая есть буря в стакане воды, невинные жертвы. Здесь, в этой бойне, нет и не может быть ни победителей, ни побежденных, поскольку территория, за которую идет бой, существует лишь благодаря самой этой войне. Не будь этого «локального конфликта», не будет и повода для раздоров.

Мы полагаем, что, когда мы взаимодействуем с некой действительностью, мы взаимодействуем с этой действительностью, но на самом деле мы взаимодействуем с собственным «психологическим опытом», через который нам и дана эта действительность. При этом собственно этой действительности, может быть, и нет в действительности, а то, с чем мы взаимодействуем, может статься, только фантом, сотканный из элементов нашего «психологического опыта», снятого с другой действительности. Где тут что, никогда нельзя сказать наверняка, а осуществлять здесь какое-то «познание» – это вообще чистой воды профанация. Только такой методологический подход, в основе которого лежит использование несодержательных принципов, способных оптимальным образом структурировать содержательность, снимает эту проблему, освобождая нас к жизни.

Таков мой «инсайт»…

Методология

Методология – это способ конструировать знание. Но если все доступное нам знание рождено «играми разума», играми, где действительность подменяется представлениями о действительности, то участь методологии незавидна – она заведует мертвыми душами, которые продаются и покупаются, по факту отсутствуя. Подобная политика, конечно, может принести какую-то прибыль, однако она не решает главного вопроса, она не решает нашей проблемы, она не способствует улучшению качества нашей жизни. Драматичность этой недальновидной политики очевидна – мы медленно, но неотвратимо движемся к собственному концу. Как приговор звучат слова, завершающие один из дзэнских коанов о смерти монаха: «Вот ты какой! – восклицает Учитель. – Знал, как умереть, но не знал, как жить».

По всей видимости, нам все-таки никуда не уйти от содержательности (по крайней мере, большинству из нас), однако даже этот печальный тезис не утверждает, что нам следует забыть о несодержательном. То есть жизнь, которая лежит по ту сторону сознания и психического вообще, конечно, будет предъявлять нам (как субъектам сознания, как психическим аппаратам) некие требования, и с этим нужно согласиться: бедность, болезни и смерть – вещи, с которыми трудно спорить. Но это вовсе не свидетельствует о том, что, будучи в бедности, болезни и осознавая собственную конечность, мы не имеем возможности быть «непривязанными».

Вся содержательность – это условность, ибо зависит от другой содержательности, которую мы используем в качестве своего рода меры для этой – первой здесь – содержательности. Действительность, безусловность, реальность есть то (как бы парадоксально сие ни прозвучало), что лишено содержания, то, что нельзя пощупать, то, что представляет собой возможность, каким-то образом овеществленную в процессе нашего содержательного (посредством нашего психического аппарата) взаимодействия с ней.

Мы неизбежно искажаем, ограничиваем эту возможность своей содержательностью, и горе нам, если мы не заметим этого, если мы решим, что явленное нам есть то, что являлось. Корректно было бы думать, что явленное свидетельствует о том, что являющее явленное есть; корректно было бы строить свою гносеологию, основываясь на этом понимании, а не на допущении, что «взятое нами» идентично тому, что нам «давалось». Пусть мы никогда не узнаем, что нам было «дано», пусть навсегда мы обречены знать лишь то, что мы «взяли» из «этого», но сам факт подобного понимания собственной ограниченности делает нас сопричастными тому, что мы есть, ведь мы и сами лишь то, что мы «взяли» из того, что есть.

Несодержательный подход позволяет создать целостную модель действительности, которая всегда открытосистемна, но в практике содержательного подхода рассыпается на множество инкапсулированных закрытых систем. В практике господствующей ныне закрыто – системной методологии из-за «языковых козней» мы получаем «срезы» вещей или явлений вместо их фактического объема, вместо их самих. При этом достоверность тут нулевая, поскольку ни одна вещь (или явление) не может лежать в плоскости какого-то «среза», будучи «объемной».