Самоучитель танцев для лунатиков

– «Согласно ацтекскому календарю, в году двести шестьдесят дней, а временной цикл составляет пятьдесят два года», – читала мать, и Амина изогнулась так, чтобы запечатлеть брата во всю длину – его ноги казались какими-то диковинными корнями, растущими прямо из-под сари Камалы.

Когда Камала добралась до Джона Уилкса Бута, Амина сменила уже шестую пленку, а семейные отношения вступили в совершенно новую стадию. Вспоминая об этом времени, девочка впоследствии ощущала удивительную умиротворенность. И дело было не в том, что летом Акил перестал извергать потоки злобы и в доме наконец-то воцарился покой, а в журчащем голосе читающей Камалы, в победоносном блеске, появлявшемся в ее глазах всякий раз, когда она дочитывала до конца очередной абзац. Вскоре начались январские метели, накрывшие тополиные рощи тонким белым одеялом и затянувшие канавы ледяной пленкой, а Амина все ходила в гостиную фотографировать брата и мать, которые уютно устроились на диване. Дни становились все длиннее и длиннее, Камала уже дошла до «католицизма» и «кузнечиков», а глаза Акила, словно подчиняясь читаемому нараспев заклинанию, открывались на все более длительные периоды времени. Он слушал мать, не произнося ни слова и просто глядя в потолок, как будто видел там другую галактику.

Глава 3

Акил очнулся от Большого сна во время рассказа о Леонардо да Винчи. Не успела Камала начать трагическое повествование о быстро разрушающейся «Тайной вечере», как он впервые за долгое время произнес относительно длинную, связную фразу.

– Я хочу нарисовать фреску, – сказал он, быстро облизнув языком пересохшие губы.

Фреску?! Амина наклонилась, чтобы убедиться в том, что брат действительно открыл глаза. И правда, не спит!

– На потолке, – объяснил он, – в моей комнате.

Начинался февраль. За окном клубки перекати-поля уже превратились в серо-желтую массу, северный ветер бился о жестяную крышу с такой силой, что скрипел, казалось, весь дом. Камала отложила книгу и повернулась к сыну.

– Можно? – взглянул на нее Акил.

– Ладно.

– Правда?

Камала медленно кивнула. Он улыбнулся матери, та потрепала его по ногам, и Акил спустил их с дивана. Сезам, откройся! Камала встала и пошла в коридор, словно лунатик, ничего не замечающий на своем пути, и бросила через плечо:

– Так поехали!

– Сейчас?! – спросил Акил.

– Сейчас?! – эхом повторила за ним Амина.

– «Бен Франклин» в восемь закрывается.

В освещенном резким светом флуоресцентных ламп магазине Камала и Амина толкали вперед тележку, пока Акил набирал большие банки с порошковой темперой. Он шел по проходу впереди матери и сестры, брюки висели мешком, открывая носки сантиметров на семь-восемь.

– Так много белого? – спросила Камала, заглядывая в тележку.

– Это для смешивания.

– А-а-а, – отозвалась она и перекинула косу на плечо, разглядывая тюбики с масляными красками, свисавшие с обеих сторон стойки гроздьями, словно стая летучих мышей.

– Я пошел за кисточками, – сказал Акил, резко свернул налево, и его фигура вскоре растаяла в резком свете ламп.

– Мам… – встревоженно начала Амина, когда брат отошел.

– Мм? – откликнулась Камала, взяв один из тюбиков и положив его на раскрытую ладонь. – Желтый кадмий! Берем?

– Что?! Нет! Это же масляная краска! Она очень дорогая!

Камала перевернула тюбик, посмотрела на ценник, и брови тут же поползли вверх от удивления.

– О господи, и правда! – воскликнула она и положила краску на полку. – Ну ладно.

– Мам, чем мы занимаемся?

– Покупаем краски для фрески Акила.

– Но у него же нет фрески!

– Это потому, что у него красок нет!

Амина отодвинула тележку влево, чтобы пропустить женщину, у которой корзина была наполовину завалена мотками розовой пряжи.

– Но он же никогда в жизни не рисовал!

– Ну и что? Все когда-нибудь случается в первый раз, да?

– Ну а можно мне еще пленку купить? – спросила Амина, откусывая кончик ногтя на большом пальце и сплевывая его на пол.

– Мы тебе на прошлой неделе покупали.

– Всего одну! А мне надо больше!

– Ты слишком быстро ее расходуешь!

– Вот и нет! Мам, ну пожалуйста! – уговаривала Амина, катя тележку по проходу с авиамоделями. – Кстати, откуда ты знаешь, что он вообще будет этим заниматься? А вдруг он завтра снова заснет и проспит до июня?!

Камала ничего не ответила, заглядевшись на корзину с морскими губками.

На кассу они прибыли с полным набором порошковой темперы, тремя дополнительными тюбиками белого цвета, шестью кистями разных размеров, комплектом трафаретов и морской губкой.

– Мам, она мне правда не нужна! – запротестовал Акил, увидев губку.

– А вдруг понадобится?

– Для чего? – спросила Амина, сердито посмотрев на содержимое тележки.

– Для спецэффектов, глупышка!

Камала протянула кассиру кредитную карту и заговорщически улыбнулась ему:

– Мой сын – художник!

– Я же тебе объяснил, почему Гевара, да?

– Да-да.

На обратном пути они на умопомрачительной скорости промчались по западной меса, машина подскакивала на ухабах пыльной дороги, отчего голос Акила вибрировал, когда он с жаром говорил матери: