Самовар. Б. Вавилонская

Уже после кольцевой, за Химками, въезд выглядел так: на ослике, который из почти белого приобрел тот самый серый цвет, который и был наиболее распространен и подобающ ему от природы, сидел долговязый и бородатый молодой человек в измызганном плаще переходящего колера: от кремового ворота к буро-черный полам; за ним ехал полосатый, как зебра или милицейский жезл, «опель» с мигалкой; следом – БМВ гигиенических оттенков грязного шоссе, сизо-коричневый «крайслер» с розовой крышей и четыре тридцатитонника на шести осях каждый. Скорость течения дорожного потока позволяла ослику трусить привычным для него шагом. Водители встречного автотранспорта бросали взгляды на нехарактерное средство передвижения.

4.

В закоулках у Водного стадиона в щель казенных бетонных заборов вылез зачуханный солдатик. Он послал одинокому всаднику полный зависимости взгляд и вежливым гражданским голосом попросил:

– Простите, пожалуйста, у вас сигареты не найдется?

Шейка у солдатика была, как у балерины, только хуже вымыта. В хэбэ въелся запах прогорклого кухонного жира. Он колебался на своем скелете, как на вешалке. Припаханный салабон, которого дед погнал за фильтром.

– Здравствуй, воин, – улыбнулся Кирилл и слез с ослика. – Тут мне недавно кое-что подарили… на память о встрече: как раз пора разговеться. – И сделал приглашающий жест на сломанный ящик под деревом.

Из бездонных карманов плаща были извлечены: початая темная склянка «Амаретто», кусок датского сервелата, спикере и пачка «Парламента». Солдатик дрогнул кадыком и вздохнул.

– Чтоб легче нам служилось, уж что выпало, – со смыслом произнес Кирилл тост, приветственно приподнимая бутылку, глотнул и передал: – Половина твоя. – Переломил колбасу: – Закусывай.

Потом они покурили, и Кирилл послушал, что кормят впроголодь помоями, а дедовщина, конечно, есть, куда денешься.

– Вот станешь сам стариком, захочешь припахать молодого – а ты вспомни нашу встречу и будь добрым, – пожелал он солдатику и вытащил ему из пачки пять сигарет. И дал еще на прощание пятьдесят рублей.

5.

Ослика он оставил на детской площадке. За гаражами трое малышей лупили четвертого. Судорожно зареванный, он пытался отмахиваться неуклюжими в синем дутом комбинезоне ручонками.

– Сейчас я вас накажу, – ясным голосом предрек Кирилл.

Они задрали головы и остановили движения.

– Вот вам теперь будет! – с подловатой мстительностью закричал обидчикам побитый, отбегая к подъезду. Он воспользовался замешательством исключительно для собственного спасения. – Я все равно все расскажу!

– Я привез тебе в подарок ослика, – сказал Кирилл.

Малыш остановился. Неожиданность подобного известия может поколебать в реальности кого угодно.

Один из драчунов зачем-то потрогал подсохшую царапину на щеке и прошептал, стараясь не шевелить губами:

– Волшебник?.. на осле…

– Маленький, что ли?.. из цирка… – таким же незаметным шепотом возразил другой.

Невольное и естественное любопытство тянуло приблизиться к симпатичному животному.

Третий, самый нагловатый и злой даже в эти свои малые года, естественно реагируя на то, что ему этот несуразно-сказочный подарок все равно не светит, и вообще ничего хорошего ему в жизни не светит, если только сам хитростью или силой не добудешь, он это давно понял и другого не ждет, так что что ни делай – хуже, в общем, все равно не будет, – этот с развязностью сказал, пытаясь держаться как равный и даже свысока (ну, и чего ты мне сделаешь? я тебя не боюсь) – будущий лидер одной из бесчисленных московских группировок:

– Ты что, артист? А сюда чего приехал?

– Сделать вашу жизнь хорошей, – улыбнулся Кирилл.

– Сейчас. Это как? – с насмешкой и подозрительностью спросил лидер.

Кирилл с показным сокрушением покачал головой и обратился к обиженному, готовому чуть что юркнуть в подъезд:

– Если тебя ударят по одной щеке – не бойся, подставляй другую.

– Еще-о чего! – изумился самый маленький, прикрывая оцарапанную щеку.

Оскорбители звонко засмеялись.

– Понял? А ну подставляй! – сделал угрожающий шаг к подъезду лидер. Жертва приросла к месту и раскрыла рот квадратиком, готовая вопить.

– И тогда ты всегда будешь торжествовать над врагами, – продолжил Кирилл, слез с ослика, взял его в повод и подвел к малышу. – Это тебе. Держи, ну.

Малыш ахнул, пискнул и засветился. Мир исчез. Ослик был живой, настоящий, он дышал теплом и помаргивал.

– Мне мама… не разрешит… – умер он от отчаяния и вернулся в действительность.

– Разрешит, – успокоил Кирилл. – Он будет жить у вас на даче.

– Филипка, бери! – закричали сзади.

– Давайте я возьму! Мне разрешат! – поспешно предложил другой.

– У них нет дачи, – глумливо известил лидер, рассчитанно уязвляя.

– Лучше мне дайте! Ему все равно не разрешат! – готовно и без надежды наседал доброволец.

– А ты, Вован, не лезь! не тебе дают! – прониклись справедливостью двое других. – Может, он родственник. Понял?

– А что он ест?

– Сено, дурак!

– Сам дурак, это не лошадь, он ест морковку.

Кирилл воспитующим тоном поведал: