– Иди, посмотри, как бы он у нас лошадей не увел, – попросил я Ваню. Он мигом выскочил на улицу, а я, как только в стенаниях трактирщика образовалась пауза, поспешно сделал заказ.
– Откуда он такой взялся? – горестно спросил трактирщик, начиная успокаиваться.
– Тут в лесу нам встретился, – ответил я, – взялся показать ваше село и без спроса сел на мою лошадь.
– И как только таких земля носит? – горестно спросил неизвестно кого хозяин и отправился выполнять заказ.
– Нет его нигде, как сквозь землю провалился, – сказал Ваня Кнут, возвращаясь в трактир. – Чудной он какой-то, я таких людей никогда еще не встречал.
– Какие твои годы, у тебя еще все хорошее впереди, – успокоил я его.
Глава 6
Наш обед затянулся до вечера, так что и ночевать мы остались на том же постоялом дворе. Вечером в Москву попасть было сложно, туда вообще лучше всего было въезжать после обеда. К этому времени привратные стражники уже насыщались мздой и к гостям относились если и недоброжелательно, то равнодушно. Теперь мы с Ваней передвигались налегке, без товаров и шика, так что можно было надеяться, что на нас не обратят внимания. Мой когда-то дорогой нарядный кафтан за время скитаний совсем обтерся, Ваня после любовной лихорадки и поповских хлебов выглядел обычным зачуханным слугой, так что проблем при въезде в Москву у нас не должно было возникнуть. Однако береженого, как известно, и Бог бережет, потому мы старались проскочить туда в подходящее время.
Кроме нас на постоялом дворе остались ночевать четверо проезжих гостей, владельцы лошадей, которых мы видели на коновязи. Они, как стало ясно из разговора, торговали медом и кожами, и теперь ждали какой-то непонятной оказии в Тулу, а пока суд да дело, пьянствовали в тихой придорожной обители.
Мне до них дела не было, как, собственно, и им до меня, потому мы не общались: они сидели в одном углу зала, мы с Ваней в другом, Ближе к вечеру, когда, как известно, начинают обостряться любовные чувства, он загрустил о прекрасной Катерине, и, как я подметил, даже ее матушка престала ему казаться такой ужасной, как утром.
– А как ты думаешь, хозяин, – спросил он меня, устремляя мечтательный взор к низкому закопченному потолку, – что сейчас делает Катя?
– Грустит о тебе, – ответил я, – сидит у окошка и шепчет: «Где ты, Ванюша!»
– Я серьезно спрашиваю, – обиделся он.
– Моется в бане, – предложил я очередную версию времяпровождения прекрасной блондинки.
– Вот если бы вдруг померла матушка Аграфена, – мечтательно сказал он, – а на Катю напали разбойники, а я тут как тут, на коне с мечом в руке!
– О таком можно только мечтать, – поддакнул я, исподтишка наблюдая за компанией гуляющих гостей.
Они бросили пить и громко разговаривать, сидели сведя головы над столом, и о чем-то совещались. Я уже так привык всегда чего-нибудь опасаться, что тотчас заподозрил их в происках против нас.
Однако пока никаких признаков готовящейся агрессии заметно не было.
Никто из компании не смотрел искоса в нашу сторону, и руки у всех лежали на столе.
И, тем не менее, тревожное чувство не проходило.
– Пойдем-ка, друг Ваня, спать, – сказал я, подзывая жестом трактирщика, – утро вечера мудренее.
С меня уже было достаточно ратных подвигов и приключений. Нам следовало просто отдохнуть без кровопролития и ночных погонь.
– Сможешь устроить нас на ночлег? – спросил я подошедшего хозяина.
– Спите здесь, – предложил он, обводя рукой зал, – чего вам куда-то идти!
– Ты нас лучше в чистую избу отведи, без комаров, – попросил я, – за деньгами дело не станет. Укажешь хорошее место, я за давешнего нахала с тобой расплачусь.
– Если так, то я вас к бабке Сапрунихе отведу. У нее в избе дух легкий.
– Пойдем к бабке, – согласился я.
Пока мы разговаривали с хозяином, подвыпившие гости разом повернулись в нашу сторону и смотрели в упор, явно желая наладить контакт. Я, стараясь даже не поворачиваться в их сторону, чтобы не провоцировать знакомство, расплатился за обед, и мы с рындой вышли из трактира на улицу. Вечер был теплый и тихий. Белая дневная луна призраком висела на нежно-голубом небе, редкие высокие облака заходящее солнце уже подрумянило вечерней зарею, щебетали пичуги. Все было, как полагается для ощущения полноты и красоты жизни. Вслед за нами на улицу вышел трактирщик, он равнодушно взглянул на привычную картину сельской идиллии и пошел вперед, показывать дорогу к бабке Сапрунихе, у которой в избе почему, то был легкий дух.
Жила сия бабка в небольшой деревенской избе, срубленной так много лет назад, что толстые бревна сруба успели почернеть и покрыться малахитовым мхом. Единственное явное отличие ее жилища от всех соседних изб было в двух маленьких окошках, затянутых чем-то вроде бычьего пузыря.