— С грустью должен сообщить, что мы получили много жалоб от студентов на неподобающую работу персонала. В частности, речь идёт о наставнике бронзового сектора, на которого жаловались больше всего. Он снят с должности и больше не будет исполнять обязанности старшего товарища и помощника. Мы с моими замечательными коллегами обдумаем этот досадный инцидент и примем решение о том, кто заменит его на посту. А пока давайте перейдём к итогам голосования.
Лёгкое волнение прокатилось по всему телу, когда на экране показалась рейтинговая таблица в гонке за пост старост отделений. Перед нами на огромном мониторе в четырёх столбцах отразились лица финалистов по итогам предварительных зрительских голосований. В левом столбце опасный парень Грейсон и милашка Руби, дальше добряк Брендан и я, в серебре — Шана и Морган, как и предсказывал Терр, а в золоте — Джонни и Саймон.
Вполне ожидаемые результаты. Но пока не ясно, кто именно был лидером. И пусть зрительское голосование само по себе ничего не решало, оно могло сыграть важную роль, если в реальном голосовании будет ничья.
Ректор заговорщически улыбнулся, выдерживая паузу, затем устремил взгляд в одну из камер, взмахнул рукой, и четыре портрета засветились жёлтым.
— Рад представить вам победителей зрительских голосований!
Портреты Грейсона, Брендана, Моргана и Джонни победоносно сияли, намекая, что все наши попытки заработать высокие рейтинги и склонить зрителей на свою сторону не увенчались успехом. Благо голосование было предварительным, а у нас ещё оставалось время, чтобы всё изменить. Но хорошее настроение всё равно начало улетучиваться, сменяясь дурными предчувствиями. Ректор произносил что-то радостное и жизнеутверждающее, но никто из нас уже не слушал.
— Не вешай нос, — Ляся погладила меня по руке. — Это лишь предварительное решение зрителей, основное голосование ещё впереди. Скорее всего, пока мало кто голосовал, и есть все шансы, что к решающему дню они изменят свой голос.
Но было у меня гаденькое ощущение, что проблема не в решении зрителей, а в чём-то ином. Конечно, выборы испортили не русские хакеры, но кто-то мог и докрутить результаты. Даже если так, настоящие голоса студентов будет не подтасовать, ведь мы можем провести и открытые подсчёты.
И вот когда, казалось бы, я уже успокоил себя, что всё будет хорошо, чувство приближающегося песца накрыло новой волной. Не прошло и двадцати секунд, как радостная речь ректора закончилась, и он набросил на лицо скорбную маску.
— А теперь перейдём к не самой приятной новости… — проговорил он траурным тоном.
На экране рядом со светящимися портретами появилось два красных полупрозрачных прямоугольника, накрывших наши с Саймоном лица.
«Здравствуй, песец. Шёл бы ты в жопу…» — подумал я, понимая, что дальше произойдёт.
Глава 23
— Код коричневый, — произнёс я шёпотом в пустоту, но Шен услышал.
— Почему не красный? — спросил он, не отрывая взгляда от наших с Сайманом покрасневших портретов.
— Потому что до красного не дотягивает. Физически нам ничего не грозит…
— Тогда почему коричневый? — так и не понял он.
— Да потому, дружище, что мы обосрались.
И я не соврал. Мы действительно обосрались. Глупо было думать, что если идёшь против системы, то она не будет давать отпор. Мы жаловались на «надзирателей», мы хитрили и упорствовали, и это не могло остаться без реакции.
Ректор, конечно же, никак не связал нашу дисквалификацию на выборах с тем, что мы писали жалобы или устраивали тайные сборища у Ляси. Но информация о том, что закупили несколько камер благодаря «финансовым махинациям» с баллами, конечно же, всплыла наружу.
— Прискорбно сообщать, что наши студенты нашли лазейку, которой не преминули воспользоваться, — сокрушался ректор. — Мы, конечно же, считаем, что это было сделано не по злому умыслу, а скорее в порыве азарта и озорства, но мы просто обязаны пресечь подобные инциденты.
Он растёкся маслом по дереву о долге Героев, о чести, об уставах и правилах, о том, какие надежды на нас возлагает весь мир, и как мы неосознанно всех подводим.
— Нельзя научит стать Героем, — громогласно изрёк он. — Но можно подтолкнуть в правильном направлении!
Последовали аплодисменты, но, конечно же, наши руки остались там, где и были, хлопать вместе со всеми мы не стали. А ректор продолжил.