Самозванка (часть 2)

Лал всхлипнул, из последних сил сдерживая рыдания. Чтобы отвлечь себя от грустных мыслей, он еще раз ткнул шомполом в ствол, развязал кисет с порохом и осторожно отломил веточку тика, закрывающую обзор. Место он выбрал идеальное: бывшую ярмарочную площадь, на которую согнали все население из окрестных деревень, с трех сторон окружали густые заросли. Полтораста ярдов нешуточная дистанция, но не для него. С такого расстояния он не может промахнуться. Его старенький кремневый мушкет, ухоженный заботливыми руками, ждет своего часа и не подведет в нужную минуту.

Площадь загудела. Вооруженный конвой вытолкнул на лобное место связанных пленников. Все было готово к началу казни: виселица для непокорного лейтенанта, скамья для невесты брата и страшное колесо с тяжелым четырехгранным ломом.

Брат гордо поднял голову вверх.

Еще минуту… дать ему еще минуту жизни.

На сотом ударе трепетно бьющегося сердца Лал насыпал порох на полку и взвел курок.

— Братья и сестры! — зычный голос бунтаря пронесся над притихшей площадью. — Верьте мне! Наступит тот день, когда наша земля…

Договорить ему не дали — рослый конвоир с размаху ударил его по шее. Подогнулись колени, поникла буйная голова — лишь судорожный всхлип прошелестел в толпе.

Гордость поднялась в душе тринадцатилетнего мальчишки. Гордость за несломленного брата, которого британцы боятся даже перед смертью. Трижды глубоко вздохнув, он припал щекой к гладкому, нагретому солнцем прикладу.

Легкий шорох ветвей заставил его стремительно обернуться. Рука сама скользнула к поясу, пытаясь нащупать небольшой кинжал.

— Тихо, братишка, свои! — Страшная, размалеванная усатая физиономия с бритым черепом и седеющим чубом на макушке скалилась в веселой улыбке.

Лал бессильно пискнул, в бесплодной попытке укусить крепкую, пропахшую табаком ладонь. Другая рука незнакомца надежно прижимала его к земле. Немного побарахтавшись, мальчишка замер, поражаясь самому себе — и тени страха не мелькнуло во взбудораженном сознании.

— Вот так-то лучше, — на том же ломаном английском прошептал здоровяк, бесшумной пантерой укладываясь рядом. Через мгновение, извлеченная из кожаного чехла, тускло сверкнула воронением странная, завораживающая изящными линиями винтовка. Прищурив свои шальные глаза, незнакомец усмехнулся:

— Ну что, брат-бенгалец, повоюем? — и добавил фразу, непонятную из-за последнего слова, произнесенного на чужом языке: — Как говорит наш атаман, будем делать им маленький …!

Спустя четверть часа все было кончено: от полка британской армии осталась лишь жалкая горстка, во всю прыть улепетывающая в сторону Калькутты. Едва отгремели последние выстрелы, Лал вскочил на ноги и рванулся из засады на площадь. Он даже не обернулся в сторону незнакомца, на его глазах застрелившего не меньше десятка англичан. Зачем? Отблагодарить его он всегда успеет, но сейчас не это важно. Важно другое: обнять брата, потереться о его небритую щеку и найти неведомого атамана, про которого говорил усатый воин.

Атаман обязан взять его в свое войско. Он просто не посмеет ему отказать. И когда Лал получит в свои руки винтовку, он будет воевать с англичанами так же, как эти грозные воины. Он научится, не имеет права не научиться. И тогда британцам придет большой …

В этом Лал не сомневался.

Глава 13

Глава тринадцатая

Зима в этом году выдалась отменная. Намело сугробов едва ли не с колокольню, встала Нева аршинным льдом, жалобно трещали деревья под тяжестью снега. Дворцовый парк утонул под белым пушистым покровом, искрящимся в лучах холодного солнца. Кляли нелегкую судьбину дворники, откапывая занесенные парадные, чертыхался столичный люд, продираясь по утрам узкими тропками, раздолье было лишь детворе. Ледяные горки и снежные крепости возникали в самых неожиданных местах.

Впрочем, нашлось развлечение и для императорского двора. Закончилась унылая дождливая осень, с ее тоскливыми вечерами и скучными балами, пришла иная пора. Забава, еще Петром привезенная из Европы, раскрасила серые будни петербургской аристократии. Первый ледовый бал давал Разумовский, созвав гостей в Аничков дворец. Каток с оркестром и фейерверками, теплыми шатрами, блинами с икрой, пышущими жаром кулебяками и горячим глинтвейном, ярким пятном сверкал на голубом льду Фонтанки.

— Что скажешь, Гришенька? — потирая ушибленное колено, поморщилась Екатерина. Мимолетно отметив, что удобно иметь любовников с одинаковым именем. Не перепутаешь в порыве страсти.

— Ты о чем, Като? — лениво осведомился Потемкин, наблюдая за кружащимися в танце парочками.

— Я про Юлию, мою фрейлину, — отбросив в сторону коньки, государыня с наслаждением опустила ноги в теплые валенки.

— Умна и осторожна… И языком дерзка, — минуту помолчав, фаворит усмехнулся: — В постель ко мне не лезет, протекций для родни не просит.

— Не о том речь веду, — с легким раздражением отмахнулась Екатерина. — Ты странного в ее поведении ничего не замечаешь?