Самозванка. Кромешник

Командир помедлил, зайцем косясь на молчавшего Адалина. Вся спесь с мальчишки разом улетела. Фладэрик мысленно вздохнул, отметив, что столь зелёных, не оперившихся юнцов отправлять на Пост – верх жестокости. И неосмотрительности. Как бы хорошо не строили защитные сооружения древние, каким бы неприступным не выглядел шедевр фортификации, а управлять оным должен кто-то чуть более опытный и менее… восторженный. Мальчишка же едва ли на много перерос его младшего брата.

– Князепосланная госпожа и повелительница, дивноокая миледи Айрин отстраняет от дел Лучистый Стяг, – выпалил командир. – По совету мессира Тэрглоффа. С сохранением званий и титулов. То вопрос решённый.

Адалин непроницаемо молчал. Известия не радовали, а откровенность подданного – даже пугала. Придворный щёголь хорошо знал, с кем говорит. И подобные разговоры вели прямиком на шибеницу.

Но мальчишка всё не замолкал:

– При дворе болтают про запрет разъездов и разоружение. Но младший брат мессира вот-вот пройдёт гоминиум29. И он тоже жаждет посвятить себя мечу.

Упырь не ответил. Братишкиных порывов он не одобрял, но и осуществлению оных не препятствовал. У Радэрика имелась своя голова на плечах, пусть и бестолковая. Припомнив ясные глаза и доверчивую улыбку младшего, Фладэрик Адалин невольно стиснул зубы. Таким мальчишкам при дворе придётся быстро и болезненно взрослеть.

– Королева мудра, – заметил Упырь тихо, искоса зыркнув на побелевшего командира. – Негоже нам, солдатне малограмотной, в Её решениях сомневаться, приказы Совета обсуждать, – напомнил он почти мягко.

Лучистый, кажется, готов был разрыдаться.

– Выполняй свой долг, гвардеец, – посоветовал Адалин со вздохом, – а дела Совета оставь тем, кто в этом смыслит.

Глава 8. На берегах Багрянки

Позёмыш, зримо округлившийся на дармовых харчах, лениво прошуршал в сырой соломе, волоча уворованную в погребах заячью тушку. Фладэрик умывался над бадьёй и, покосившись на хвостатого проныру, невольно усмехнулся:

– Потяжелел ты, скоро сойдёшь на неплохую похлебку, – заметил он негромко.

Горностай, не выпуская из пасти чересчур крупную для него добычу, что-то сквернословно проурчал и проворно спрятался под лавку. Упырь покачал головой.

Умывался он неспешно, нарочно растягивая удовольствие – что-что, а вода в крепостях Поста всегда была отменная, из горных источников, прозрачная и вкусная. Оттого и бражка удавалась.

Не без труда расчесав свалявшиеся вихры, Фладэрик скрупулёзно выбрал репьи из штанов, отчистил сапоги и привёл в порядок саблю. Натирая промасленной тряпицей мягко отливающее рыжиной в факельном свете лезвие, Адалин думал о Кромке, цветном стекле, блестящем среди трав на Мрачных Холмах и решении королевы прекратить разъезды.

Ощущение холерины, притаившейся за поворотом, усиливалось.

За несколько дней без памяти Упырь сильно осунулся, заскорузлые ремни перевязи пришлось подтягивать, чтобы провисшие ножны не царапали пол.

***

Могучий хвойный лес предгорий встретил одинокого верхового шумной разноголосицей. Протяжным стоном высоких, позолоченных солнцем стволов, шорохом седых еловых лап и далёких сосновых шапок, петлявшим в ветвях ясеней сквозняком, птичьим пением и вороньим граем.

Суеверный люд твердил, что в холодных северных горах, за рекой Багрянкой обитали упыри, железнозубые еретники и вурдалаки, охочее до крови навье племя. Суеверный люд не сильно ошибался. В долине между Лунным и Ветряным кряжами расположилось вампирье царство.

Среди стройных елей, гривастых сосен, пихт, курчавых вязов и застенчивых берёз хоронились выстроенные воинственными пращурами родовые крепости, точно притаившийся за нужником волколак. Такие же серо-пегие в плешивых облачениях мхов, лишайника и дикого винограда. На склонах гор стены укреплённых зубчатыми башнями поместий посверкивали яркими гербовыми флажками и пиками просмоленных тынов30. Величественный и негостеприимный край пах хвоей, железом и сырым гранитом. Но в едва проклюнувшейся траве уже белели язычки упрямых подснежников, а вдоль вымощенного плотно пригнанными камнями тракта среди щербатых валунов карабкались брусника и морошка.

Фладэрик откинулся в седле, с удивлением обнаружив на собственном лице небрежное подобие улыбки. В чужих краях он сам не заметил, как соскучился по дому.

Пусть на южных самоцветных горах, среди белых, изъеденных жилами скал, зеленели заливные луга, прозрачные перелески и кудлатые буковины, в лазурных озёрах плескались русалки и пёстрые рыбы, леса изобиловали дичью, а в расщелинах сторожили зазевавшихся путников крылатые звероящеры, угрюмый северный край неожиданно согревал сердце. И земельные притязания Миридика, всем тем лазурно-приветливым богатством владевшего, вызывали большое недоумение.