Самозванка поневоле

Старый Доусон поспешил к двери на стук колес экипажа.

— Вы вернулись, мисс Урса! — воскликнул он. — Как же мы рады видеть вас! Без вас все было не так.

— Благодарю вас, Доусон, — молвила Урса.

Она повернулась и, достав деньги из сумочки Пенелопы, вложила их в руку лакея, открывшего для нее дверцы экипажа.

Пока она говорила с Доусоном, кучер повернул лошадей, и экипаж покатил на выезд.

Доусон поглядел на него в изумлении.

— Разве они не задержатся на чашку чая, мисс Урса?

— Нет, Доусон. Они спешат вернуться туда, откуда приехали.

— А что с вашим багажом?

— Он прибудет позже.

По сути, Урса только сейчас вспомнила о нем.

Теперь она поняла, что Пенелопа прибыла без багажа и ей самой понадобится то, что она дала сестре, отправляя ее к леди Брэкли.

И, кроме того, она, конечно, обрадуется, что ее Мари снова будет прислуживать ей.

— Я поднимусь наверх и переоденусь, Доусон.

— Да, конечно, мисс Урса. Вы очень нарядная, было бы жаль испортить такое красивое платье.

Она уже поднималась по лестнице, когда Доусон вдруг крикнул:

— О мисс Урса, чуть не забыл…

— Что такое? — Она остановилась.

— Для вас есть письмо. Оно пришло почти час тому назад. Сказали, очень срочное.

— Письмо? Интересно, от кого?

Зная, что Доусону из-за артрита трудно подниматься по лестнице, она сбежала вниз.

Письмо лежало на боковом столике в холле.

Одного ее взгляда на него было достаточно, чтобы понять — письмо от отца.

— О, это от папы, Доусон! — воскликнула она. — Как чудесно! Надеюсь, он скоро вернется домой.

— Я тоже надеюсь, мисс Урса. Вам одиноко здесь, когда господин не с нами.

Урса не ответила, она уже взбегала наверх.

Вошла в спальню, сняла шляпу и бросила ее вместе с перчатками и сумочкой на кровать.

Села за туалетный столик и вскрыла письмо.

Оно прибыло довольно быстро после его отъезда, видимо, отец отправил его через голландское посольство.

Он часто делал это в прошлом.

Конверт был надписан его четким почерком.

Достав письмо из конверта, она ощутила исходившее от него тепло.

Даже весточка, казалось, приближала отца к ней.

Медленно, вникая в каждое слово, она стала читать:

Моя дорогая, любимая дочка, я знаю, что это будет для тебя большой неожиданностью, но к тому времени, как ты получишь это письмо, я уже буду женат. Я знал Терезу ван Берген много лет, поскольку — как ты наверняка помнишь — я постоянно общался с ее мужем, обмениваясь с ним книгами и рукописями.

Тереза — англичанка. Она была намного моложе своего мужа, и, когда он умер девять месяцев назад, я надеялся (и молился об этом), что она когда-нибудь обратится ко мне за успокоением.

Когда это время настало, я смог открыть ей, что люблю ее.

Теперь мы можем быть вместе, и, поскольку она так же поглощена моей работой, как и я, наше единение обещает быть счастливым во всех смыслах.

Я уверен, моя дражайшая Урса, что когда ты увидишь Терезу, то полюбишь ее так же, как я. Я столько рассказывал ей о тебе, что, по ее словам, ей кажется, она уже знает и любит тебя.

Я знаю, ты поймешь, что, поженившись, мы захотим побыть какое-то время наедине, прежде чем вернуться в Англию.

Мы поедем сначала в Рим, где надеемся увидеть некоторые рукописи, интересные для нас обоих, затем — на юг Италии.

В конце этого письма я оставляю два адреса, куда ты можешь писать мне, и я надеюсь, моя дорогая, тебе не будет казаться, что наша счастливая жизнь вместе подошла к концу, напротив, мы станем еще счастливее вместе, когда Тереза будет с нами.

Будь осторожна, заботься о себе и пришли мне свои добрые пожелания, которых я с нетерпением буду ожидать.

Нежно любящий тебя отец,

Мэтью Холингтон.