Самозванка

– К Денису Ивановичу.

– Это кто еще такой?

Секретарь замялся и отчего-то шепотом пояснил:

– Который вождь… Сладкий Язык.

Потемкин покачнулся от внезапного бесцеремонного толчка, сделал шаг в сторону и в гневе оглянулся. Сказать он ничего не успел. Мелькнула светлая шубка, тонкие ручки вцепились в отвороты камзола, голова посольского дежурного затряслась из стороны в сторону.

– Повтори! Повтори, что ты сказал!

Секретарь, опешив от безумного натиска, бросил растерянный взгляд на светлейшего и хрипло выдавил:

– К вождю отбыли.

– Как его зовут?!

– Денис Иванович.

– Едемте, ваша светлость! – Бросив жертву, умоляющим голосом произнесла Юлька. – Едемте, скорее… Я чувствую, что это он!

Потемкин хмыкнул, снял шапку, промокая шелковым платочком вспотевший лоб, и добродушно сказал:

– Погоди, Юлия, не торопись. Мы даже не знаем, куда ехать.

– Это рядом, в двух кварталах, – вздохнув с облегчением, услужливо ввернул секретарь. И мысленно перекрестился, в надежде избавиться от ночных гостей. – Бывший особняк графини д’Эстрэ, что на улице Гренель.

– А что творится в Париже?

– Смута. – Секретарь безразлично пожал плечами. – Кто-то чернь подстрекает к бунту, воззвания и памфлеты едкие на плацах разбрасывает.

– Так что же князь в пору смутную по ночам разъезжает? – искренне возмутился Потемкин. – Жизнь его подвластна матушке-государыне, а не ему лично. Не дело посла шпагой орудовать, иные цели перед ним ставлены.

– Граф д’Аранда, посол гишпанский, укрытия просил, – вступился за шефа секретарь. – У нас гостил, почитай, неделю, но инквизиция ноту прислала, вот и решили от греха подальше его перепрятать. А в приказ посольский, что от Заморья, они не сунутся – от обмена верительными грамотами сами отказались. И караул там грозный, не чета нашему…

Обещанный грозный караул у чугунной ограды отсутствовал. Но стоило выйти из кареты, как пятнисто-серые тени, невидимые доселе на фоне гранитных стен особняка, материализовались словно из воздуха. Угрожающий лязг затворов и бездонные зрачки стволов послужили приветствием для незваных гостей.

– Кто такие и к кому? – Широкоплечий офицер с резкими чертами взирал бесстрастно и холодно. На ощетинившихся гвардейцев светлейшего он даже не взглянул.

– Его светлость князь Потемкин с частным визитом, – с вызовом в голосе доложил адъютант.

Бросив резкую команду на английском, офицер сделал шаг в сторону и в приглашающем жесте раскрыл ладонь.

* * *

Пламя камина играло тенями на парчовых обоях уютного кабинета. За кофейным столиком под настенным светильником сидели трое мужчин: русский посол князь Барятинский, шевалье Ив Костилье и полномочный резидент Заморья славный вождь по прозвищу Сладкий Язык.

Мерцал топазом маслянистый коньяк в пузатых бокалах, тлела забытая сигара на краешке черепахового панциря, запах свежесваренного кофе щекотал ноздри, отвлекая от беседы. Впрочем, Денис особо и не вслушивался в спор собеседников. Беглому кабальеро из испанского знатного рода места в раскладах не находилось. Пока не находилось. А что будет дальше, одному Творцу ведомо. Но раз князь просит о помощи, то почему бы и не удружить?

Мысли вождя витали далеко. Эта эпоха поразила его до глубины души. Здесь наемный убийца предлагал дуэль, здесь дворяне – русские, французские, английские – в первых рядах карабкались на крепостную стену и первыми получали мушкетную пулю или каленый клинок в грудь. И лезли не за чинами и наградами, а потому, что они лучшие. Они – дворяне, благородная кровь. И они должны быть лучшими во всем. Даже в смерти.

Да, покупались должности и звания, кто-то искал протекции у августейших особ, не брезгуя подношениями, процветало мздоимство, но… Но были и другие. Те, кто трудился на благо отчизны не из-за имений, поместий и крепостных душ, а по велению сердца и души. И к богатству относился спокойно и даже равнодушно. Рвался во власть не за жирным куском, но за славой для родины. И таких было большинство.

Золотой телец еще не воцарился над миром.

Даже XIX век отличался от этой эпохи. Про более поздние времена не было и смысла говорить. Дениса поразила Златка с ее Заморьем. И у нее были казнокрады, преступники и бездушные чинуши. Но те, кто служил ей верой и правдой, знали одно железное правило. Это правило было вбито в голову и высшему советнику судейского корпуса, и низшему чину полиции. Вбито, выжжено каленым железом. Есть всего один закон – справедливость. А все остальное – лишь комментарии к нему.

Как это удалось сделать молоденькой девушке, он не знал. Но и французы, и сербы, не говоря уже о запорожских казаках, твердо верили в одно – за своей государыней они как за каменной стеной. Значит, задача его усложнялась многократно. Уничтожив одно, он должен сохранить другое. Тот слабый росток нового мира, создаваемого в Заморье, должен дать побеги, окрепнуть и разрастись по всему миру.

Дверь приоткрылась с легким шорохом, выводя из раздумий. Мелькнули рыжие космы, и тихий шепот взорвался в голове:

– Денис Иванович, там Юлия Васильевна приехали. – Алексашка радостно ухмыльнулся и еще тише добавил: – Злые-е!