И такая сила была в ней, шестнадцатилетней, что гости начали барахлить ногами и стульями и выползать в двери, а потом на кухню, на лестничную площадку, а потом кто во двор допевать песни, а кто по квартирам, спотыкаясь на лестницах. А Нюшка все сидела за столом и смотрела в окно, и рот у нее был полуоткрыт.
И за столом остался только дед Филиппов, общий предок всех Филипповых по боковой линии, балагур и пьяница, он торговал на Преображенском рынке нереальными конями, а потом на Колхозном рынке возле стадиона "Лесдрев", что у каланчи, а теперь всюду развивалось народное искусство, и деда взяли консультантом Загорского дома игрушек, и убили двух зайцев сразу - очистили колхозный рынок от рассадника дурного ремесленного вкуса и приобрели для Дома игрушек великого мастера по народной деревянной резьбе. Теперь дед сидел за столом и смотрел на Нюшку соображающими глазами. А потом он засмеялся.
- А ты чего? - спросила Нюшка.
- Минога, - сказал дед задумчиво.
- Чего?
- Минога, говорю, - сказал дед. - На миногу ты похожа. Рыба такая есть. Чистая минога.
- Давай отсюдова, - сказала Нюшка. - Расселся, пьяница. - И вдруг быстро поднялась. - Куда?! - спросила она. - Ку-уда?! Сейчас милицию позову.
- Зови, - сказал дед.
Потому что он не пошел в дверь, а кряхтя лез через окно на потеху молодому населению, которое толклось у котельной.
- Ворам дорогу показываешь? - спросила Минога и оглядела стоящих под окном. - Иди, где все ходят, - и дернула его за руку.
- А я сроду там не ходил, где все ходят, - угрюмо сказал дед.
Он сидел верхом на подоконнике и тоже поглядывал на всю честную компанию, ожидавшую событий чрезвычайной важности.
Потому что дед - это крепкий орешек, это вся старая Благуша, ее живой символ, ее вольница, ее дух, мечтательный и отчаянный, ее настырность и выдумка. А в Миноге хотя и увидели незнакомую еще силу, однако сомневались, что и деда она сощелкнет, как сощелкнула пустяковых своих гостей.
Но тут к котельной подошел домоуправ, и все поняли, что дед проиграл. Потому что не было еще такого домоуправа, который любил бы деда Филиппова.
- Это еще что такое? - спросил домоуправ.
- Домоуправ, называется, - сказала Нюшка. - Я вот скажу куда следует, какие у вас порядки.
И это было сказано таким манером, что домоуправ встрепенулся, как полковая лошадь при звуке трубы.
- Гражданин Филиппов, - строго сказал домоуправ.
Нюшка опять взяла деда за рукав.
Она была сильнее всех. Свое незапятнанное пролетарское происхождение она только что получила в наследство, и оно было неотменимо, так как дядя Вася-то умер, а у деда, наверно, и происхождения никакого не было. У него, может быть, было дворянское происхождение. Ведь знали же про него, что он, богохульник, дважды в год - 29 января и 10 февраля по старому и по новому стилю - ставил здоровенную свечу в Елоховской церкви в память болярина Александра Сергеевича Пушкина, невинно убиенного. Хотя с другой стороны, нельзя же считать, что ты происходишь от того, кого любишь.
Тому, что говорил дед Филиппов, на Благуше хотя и со смешком, но верили свято - все, что он говорил, подтверждалось на практике. Дед жил так долго, что обычно заодно доживал и до подтверждения своих прогнозов, а это не каждому дано.
Поэтому про него говорили, что дед "может".
Например, дед предсказывал, что будет революция, когда еще германская война не начиналась, а был финансовый бум, или, как теперь говорят, экономическое чудо, и каждый мог заработать, и на Благуше появилась праздничная одежда, и у баб козловые сапожки и шали со стеклярусом, и было что выпить и чем закусить, и бублик стоил полкопейки. И строились доходные дома, и Благушинская больница с чугунной решеткой - модерн - переплетающиеся лилии и жеманные чугунные ленты, и синематограф "Сокол", где крутили фильму про любовь скрипача из народа, загубленного небрежной женщиной в мехах, и фильму про бегство графа Толстого от жены-графини - умирать на железнодорожном полустанке, заснятую фирмой Патэ. А "Разбойник Антон Кречет" и "Нат Пинкертон" стоили по четыре копейки за выпуск, и возле Введенского народного дома начали строить завод электрических лампочек в виде рыцарского замка с башнями. И все равно дед тогда сказал:
- Похоже, что скоро революция будет почище, чем в пятом годе.
И это помнили поредевшие в гражданскую войну старожилы.
Так что деду надо было доверять.
На Благуше не любили постановлений о человеке - хороший, плохой, глупый, умный и прочее. На Благуше долго прицеливались, а потом давали прозвище. И это уже на всю жизнь.
Поэтому, когда дед обозвал Нюшку миногой, все поняли - тут дело непросто.
А тогда слово "простой" стало синонимом слова "хороший". Кто простой, тот хороший, а кто непростой, тот плохой человек, который чего-то там темнит, наводит тень на плетень, много на себя берет.