Самскара

Репетиция не ладилась. Актеры закрыли окна и двери, чтоб уличный шум не мешал, закурили покупные сигареты, но не шло дело — и все. Шрипати роли не досталось, он явился просто так-не мог устоять перед соблазном. Актерам прислали поднос горячего риса и большой полный кофейник, они ели, почти не переговариваясь. Все думали о Наранаппе. Около полуночи Нагараджа незаметно подмигнул Ганеше. Ганеша подтолкнул Мандмунатху, игравшего женские роли, а тот — Ганганну. Ганганна потихоньку дернул Шрипати за край дхоти. Когда тайный знак обошел весь круг посвященных, было объявлено, что репетиция закончена. Лишние ушли, тогда Нагараджа запер дверь на задвижку, с важным видом откинул крышку сундука и, напевая развеселую песенку, которую любил Наранаппа, извлек из него две бутылки. Бутылки были уложены в мешок вместе со старательно упакованными стаканами и остатками риса, завернутыми в банановый лист.

— Все готовы? — спросил Нагараджа.

— Готовы!

Они друг за другом тихонько спустились по ступенькам.

— Минуту! — возгласил Мандмунатха, подражая автобусному кондуктору, и ловко опустил в карман нарезанный лимон.

Молодые люди вышли за калитку и отправились на реку. Шрипати посвечивал своим фонариком.

— Ох, Наранаппа! — вздохнул Нагараджа. — Наранаппа, гуру наш! Вот кто мог целую бутылку выпить, а потом час играть на барабане-и ни разу не сбиться!

Теперь можно вообразить, что в мире нет никого, кроме их пятерых и еще звезд в небе, которые будут наблюдать, как с помощью спиртного молодые люди из робких карликов вырастут в могучих гигантов.

Паузы в беседе заполнялись бормотанием реки, убеждавшим друзей в их отъединенности от мира.

Когда алкоголь начал действовать, Шрипати сказал прерывающимся голосом:

— Нет у нас больше друга. Умер.

— Умер, — подтвердил Нагараджа, подбирая рис с листа. — Душа нашей компании. Во всей округеникто так барабаном не владел.

Мандмунатха высосал лимон, но язык его все равно плохо ворочался, и он только повторял:

— Чандри… Чандри… Чандри…

— Чандри! — восторженно подхватил Шрипати. — Кто бы что ни говорил, что бы ни квакали там брахмины, слово даю, на сто миль другую такую не найти — и красавица, и умница, и сердце золотое. Слово даю: нашлась бы вторая Чандри, я б ради нее от касты отказался! Ну и что-проститутка! Эта проститутка такой женой Наранаппе была-лучше не надо!

Теперь разговор пошел о женщинах вообще — знатоки тщательно оценивали и сравнивали достоинства всех низкокастовых женщин округа. Шрипати спокойно слушал — один только Наранаппа знал про Белли, другие и не подозревали ни о чем. Хорошо, что они не знают.

Шрипати принялся раскупоривать вторую бутылку.

— Лучший наш друг умер и лежит без обряда, никто не решается похоронить его по-человечески… А мы сидим тут развлекаемся…

Из глаз Шрипати покатились слезы. Другие тоже захлюпали носами.

— Ну, — спросил Шрипати, — так кто мужчина среди нас?

— Я! — хором отозвалось четыре голоса.

Нагараджа посмотрел на девичье лицо Мандмунатхи.

— А ты-то куда? Ты же у нас девица, ты наша Садарама, Шакунтала наша. — Он изобразил, будто целует Мандмунатху.

— Если вы и впрямь мужчины, — не унимался Шрипати, — так я скажу, что надо делать. Не будет у нас больше такого друга, как Наранаппа, ясно? Окажем ему последнюю услугу, сейчас все вместе встанем, пойдем за телом и потихоньку сами сожжем его. Ну что, пошли?

Все шумно допили стаканы и гурьбой повалили через речку, предводительствуемые карманным фонариком Шрипати.

Аграхара не подавала признаков жизни. Пьяные брахмины, ничего не боясь, подошли к дому Наранаппы и толкнули дверь. Смрад так и ударил им в нос, но пьяный запал погнал их вверх по лестнице. Шрипати повел лучом по комнате. Пусто. Где тело? Где? Тело Наранаппы исчезло. Леденящий страх объял всех пятерых.

— Наранаппа призраком стал, — пролепетал Нагаряджа. — И ушел.

Пальцы его разжались, и мешок с бутылками грохнул- ся об пол.

Когда безумная Лакшмидевамма распахнула свою бессонную громогласную дверь и вывалилась с проклятиями за порог, по улице скачками мчались тени.

— Демоны!!! — завизжала она.

III

Проторчав на улице до глубокой ночи и отчаявшись дождаться Пранешачарию, брахмины разошлись по домам, накрепко закрыли окна и двери и улеглись спать, стараясь неглубоко вдыхать омерзительную вонь, от которой выворачивало внутренности.

Брахмины ворочались на холодном полу, одолеваемые голодом и страхом. Будто из иного мира донеслись до них шаги на улице, скрип колес, дикий визг безумной Лакшми, собачий вой.