Самуил Ганеман

бесконечных изменений при бесчисленных болезнях (патология, семиотика), сделать выводы о

том, как при болезнях нарушаются невидимые процессы, протекающие во внутреннем

бытии человека — туманный продукт работы воображения, который теоретическая медицина

почитала за prima causa morbi '. Таким образом, она оказывалась в одно и то же время и

непосредственной причиной болезни, и внутренней сущностью болезни, самой болезнью, хотя

здравый смысл учит нас, что причина события или явления не может в то же время быть

самим событием или явлением. Как же могли они, не впадая в самообман, считать эту

неосязаемую внутреннюю сущность объектом, подлежащим лечению, и прописывать для

этого лекарства, целебная сила которых также была им в большинстве случаев неизвестна, и

даже смешивать эти неизвестные лекарства в так называемых рецептах?

Но эта грандиозная задача, а именно, обнаружение a priori внутренней невидимой причины

болезни, превращалась врачами старой школы, по крайней мере, наиболее проницательными

из них, в определение того, что на основании очевидных симптомов можно было считать

вероятным общим характером болезни2. Они пытались выявить, таким образом, имеет ли место

спазм или истощение, паралич, лихорадка, воспаление, уплотнение, закупорка той или иной

части, прилив крови (плетора), дефицит или избыток кислорода, углерода, водорода или азота

в соках тела, возбуждение или угнетение артериальной, венозной или капиллярной систем,

изменения в соотношениях чувствительности, раздражительности или функции воспроизведения?

— предположения, которые возводились последователями старой школы в ранг этиологического

показания и расценивались ими как единственно возможное рациональное зерно в медицине; но

которые были допущениями слишком обманчивыми и гипотетическими для того, чтобы быть

хоть в какой-то мере полезными на практике. Даже хорошо обоснованные представления о

поиске подходящего лекарства оставались без практического подтверждения, они лишь льстили

тщеславию ученых теоретиков, но обычно заводили в тупик при попытке руководствоваться

ими на практике и служили больше возвеличиванию своих авторов, нежели честному поиску

лечебных показаний.

А как часто случается, например, сочетание спазма или паралича в одной части организма

и одновременного воспаления в другой!

Или, с другой стороны, на основании чего следует искать подходящие лекарства для так

называемого общего характера болезни? Те из них, которые приносили определенную пользу,

не могли быть ничем иным как специфическим лекарством, то есть таким лекарством, действие

которого оказывалось гомогенетическим 3 действию болезнетворного раздражения. Их

применение, тем не менее, осуждалось и запрещалось4 старой школой как

крайне вредное, так как наблюдения показывали, что вследствие чрезвычайного усиления при

болезнях чувствительности к гомогенетическому раздражению, такие лекарства, применяемые в

обычных больших дозах, опасны для жизни. Старая школа никогда не думала о меньших или

чрезвычайно малых дозах. Очевидно поэтому, что никакие попытки прямого (наиболее

естественного) лечения при помощи гомогенетических, или специфических, средств не только не

предпринимались, но и не могли предприниматься, поскольку действие большинства лекарств

было и остается неизвестным. Однако даже если бы оно и было известно, все равно выбор

верного лекарства не был бы возможен при господствовавших в то время слишком общих

представлениях о природе болезней.

Тем не менее, в соответствии со здравым смыслом полагая, что любой другой прямой

путь лечения лучше окольного, старая школа медицины считала, что может лечить болезни

непосредственно устранением ее (воображаемой) материальной причины. Для врачей

обычной школы было почти невозможно при изучении болезней, формировании представлений о

них и, в не меньшей степени, при поиске лечебных показаний отказаться от материалистических

взглядов и признать духовно-телесный организм сущностью настолько могущественной, что его

чувственные и функциональные изменения, называемые болезнями, могут быть вызваны, главным

образом, если не исключительно, лишь динамическими (духовными) воздействиями и никаким

другим образом.

Старая школа считала все материальные изменения, обусловленные болезнью, все

аномальные вещества, образующиеся при воспалениях, а также все выделения не чем иным, как

причиной заболевания, или, по крайней мере, благодаря их предполагаемому обратному

воздействию на организм, веществами, поддерживающими страдание. Эта последняя точка

зрения господствует и по сей день.

Поэтому они мечтали об этиологическом лечении путем устранения предполагаемой

материальной причины заболевания. Отсюда их усердие при выведении желчи рвотой в случаях