Даже с возрастанием популярности меча в середине японской феодальной эпохи и в период, предшествовавший Реставрации Мэйдзи, копья по-прежнему использовали в официальных церемониях, а также носили с собою воины, сопровождавшие провинциальных правителей в их путешествиях (само оружие хранилось в превосходном состоянии в арсеналах кланов). Профессиональное обучение фехтованию на копьях в тренировочных залах школ будзюцу еще продолжалось некоторое время, но одинокие копьеносцы, которых когда-то можно было встретить в любой части Японии, стали попадаться все реже и реже, пока такие воины не исчезли полностью. Из бесчисленных школ будзюцу, где некогда обучали обращению с нагината, сегодня действуют лишь несколько (такие, как Тэндо и Синкагэ). Их студенты носят защитную амуницию (как и те, кто занимается японским фехтованием, или кэндо), основные элементы которой позаимствованы у старинного комплекта доспехов: защитную маску (мэн
), нагрудник (до), фехтовальные рукавицы (котэ), подбитый фартук (аидатэ) и наголенники (сунэ-атэ). Острую как бритва нагината прежних времен сменил шестифутовый дубовый шест с бамбуковым лезвием длиною двадцать один дюйм, кончик которого защищен кожаным колпачком. Такой инструмент, или более длинный, можно использовать против партнера в поединке и для тренировки, при одиночном выполнении формальных упражнений (ката) или против полноразмерного манекена (ути-комо-даи). Приемы атаки, контратаки и обороны основаны на базовых стойках и перемещениях, плавно перетекающих из одного в другое, что делает эту новую дисциплину (нагинатадо) одним из самых эффективных методов развития координации среди тех, которые эволюционировали из некогда смертоносного искусства нагинатадзюцу. На самом деле, эти современные школы (по большей части посещаемые женщинами) используют нагината не как боевой метод (дзюцу), а скорее как дисциплину, способствующую развитию психического и физического самоконтроля (до), с определенными намеками на то, что конечная цель этих школ связана с мистицизмом и эзотеризмом, присущими традиционной культуре Японии.Искусство фехтования на мечах
«Возможно, нет ни одной страны в мире, — писал Макклэтчи в 1873 году, — где бы меч, это рыцарское оружие всех эпох, получал бы, в свое время, столько почестей и славы, как в Японии» (McClatchie 3, 55). Даже в средневековой Англии, где мечам присваивали собственные имена и наделяли их личными добродетелями, не существовало такого, по меткому выражению Харрисона, «культа холодного оружия». Меч, как писал Бринкли «оказывал заметное влияние на жизнь всей японской нации».
«Честь носить его; права, которыми он наделял; подвиги, слившиеся с ним; слава, обретенная течи, кто владел им с исключительным мастерством; связанные с ним суеверия; невероятно высокая цена на хороший клинок; семейные традиции, создававшиеся вокруг прославленного оружия; глубокие знания, требовавшиеся для того, чтобы компетентно оценить качество меча — все это, в совокупности, придавало катана значение, выходящие за рамки обычного понимания
» (Brinkley 1, 142—43).Судя по всему, меч оказывал странное магическое воздействие на членов всех сословий, но для буси
он символизировал начало его жизни воина, отмечал ее продвижение и часто становился тем инструментом, который, в конечном итоге, ее обрывал. Окружающие меч легенды восходят к временам и событиям, которые уже были скрыты туманом времени, когда военное сословие только начало свое движение к политическому центру Японии.В жизни каждого ребенка, рожденного (или усыновленного) в семье воинов, существовало две основные поворотные точки. Первой была вводная церемония, на которой он получал свой первый меч, мамори-катана,
«очаровательный маленький меч с рукояткой и ножнами, покрытыми парчой, к которому прикреплялся кинтяку (кошелек)… носили мальчики до пятилетнего возраста» (Stone, 43.3). Второй поворотной точкой становилась для него церемония покрытия главы, гэмпуку, означавшая признание его равным среди мужчин. К этому времени мальчик получал свои первые настоящие мечи и доспехи, а в ходе церемонии ему впервые делали взрослую прическу. Начиная с этого момента он должен был специализироваться на задачах, типичных для его ранга в иерархии клана, но при этом, не забывая совершенствоваться во владении оружием, которое в военном кодексе называлось «живая душа самурая».