Самураи

Подобные эпизоды, рассказывающие о случаях превентивной осведомленности, так часто встречаются в японской литературе, что со временем они проложили себе путь в современные кинофильмы тямбара, которые иллюстрируют события легендарной эпохи. В классическом японском фильме, получившем международное признание («Семь самураев» Акира Куросавы), аналогичную глубину интуиции и восприятия продемонстрировал лидер воинов, попытавшийся отличить истинных самураев от многочисленных самозванцев-ронинов, бродивших по дорогам в те дни. Тест, который он придумал, был достаточно простым: человек, вооруженный дубинкой, вставал за дверью, через которую должен был пройти кандидат. Из семи воинов без хозяина, приглашенных переступить через порог, лишь один (крестьянского происхождения, не являвшийся законным членом воинского сословия и, следовательно, не сведущий в харагэй) не предпринял мер предосторожности, необходимых в подобной ситуации. Он (крестьянин) оказался единственным, кого застали врасплох, и, вполне естественно, ему достался удар по голове[19]. В другом интересном фильме, посвященном феодальной Японии, который демонстрировался в Соединенных Штатах под названием «Харакири», один человек, поклявшийся отомстить за несправедливое самоубийство своего зятя (несправедливое, потому что оно было вынужденным и крайне жестоким), подкараулил свою первую жертву и начал ее преследовать. Почти автоматически последний почувствовал угрозу (хотя не было никаких явных свидетельств враждебности) и приготовился к бою.

Была разработана целая теория, посвященная данному типу интуиции, основанная на внутренней централизации в хара — единственном Центре, способном гарантировать необходимую чистоту и глубину восприятия. Эта теория проложила себе путь в современную эпоху в Западное полушарие благодаря бесценным работам Дуркхэйма, который провел одно из самых глубоких исследований, посвященных хара. В этой связи он поведал историю о потенциальном агрессоре, который оказался «обнаруженным» своей жертвой и поэтому не смог атаковать — обмен информацией между двумя людьми произошел автоматически и оказался достаточно точным, хотя ни один из них не посмотрел на другого и не подал какого-либо иного признака того, что этот контакт состоялся.

«Это не «предчувствие», а одна из форм восприятия действительности, реальных фактов; это не внезапная и мимолетная интуиция, а своего рода антенна, которая всегда остается доступной для того, кто ее имеет. Кроме того, если харагэй развито, то эта энергия может быть и активной. Адепт харагэй не только сверхчувствительный приемник, но и такой же мощный передатчик» (Durckheim, 33).

Что касается восприятия, то харагэй, как теория, использовало знаменитые образы мидзу-но-кокоро и цуки-но-кокоро для наглядного представления той мысленной позиции, которую необходимо выработать каждому, кто хочет легко решать все свои жизненные проблемы (включая проблемы насильственной конфронтации). Мидзу-но-кокоро буквально означает «дух, спокойный, как водная гладь», и этот образ передает состояние ума такое же безмятежно спокойное, как зеркальная поверхность озера, в которой четко отражается все, что присутствует или движется поблизости, без выделения конкретных деталей. Но если над водой подует ветер, эти четкие отражения распадутся на бесконечное число отдельных фрагментов, искажающих оригинальный образ и делающих неразборчивой всю картину. Цуки-но-кокоро, с другой стороны, означает «дух, спокойный, как луна», и передает беспристрастное отношение ко всему, что существует в окружающем мире, подобное свету луны, которая беспристрастно сияет на небе и «осознает» весь ландшафт в целом, так же как и его разнообразные детали. Но если между землей и небом появится облако, все сразу же изменится; пейзаж станет мрачным, тенистым и часто пугающим. Оба образа содержат следующую основную идею, ум может воспринимать и оценивать общее: и частности, далекое и близкое, независимо одно от другого только в том случае, если он централизован и, следовательно, защищен от помех любого рода. Таким образом, по мнению большинства мастеров кэндзюцу, эта общая осведомленность о реальности, выраженная через образ луны (цуки), включает и специализированное восприятие значимых деталей, важных конкретных элементов боя, подобно тому, как отдельные ветви дерева, растущего у озера, отражаются в его спокойных водах (мидзу).