Самурай

Рафаэль подошел к нему и взял на прицел Молинелло.

— Я сам, — произнес генерал негромко и спокойно, — в шахматном столике маленький бластер. И пусть они не смотрят.

Синьор Мигель кивнул. Я прижал Ларису лицом к своему плечу: ей тоже не стоит это видеть. Дальше все происходило как в замедленной съемке: медленно синьор Мигель идёт к столику, медленно открывает ящик, медленно достаёт бластер, медленно оборачивается к женщине, которая через минуту станет вдовой, и детям, которые через минуту станут сиротами.

— Отвернитесь, — приказывает он тихо и вроде бы мягко, но они слушаются.

Постоянна только скорость света, прочее зависит от системы отсчёта.

Они зарыдали только после того, как всё было кончено.

— Уходим, — скомандовал проф, — быстро.

Где здесь чистая дорожка, необстреливаемая? Нет её вовсе. Впрочем, какая разница, если Марио попал из базуки в центр управления огнем. Некоторые бластеры стреляли в одну точку, некоторые молчали, парочка, правда, вертелась, поливая огнем окрестности. Пришлось их разнести: берегите лес от пожара. Кое-где мы ползли, но в общем туда было грязнее, чем обратно. Плохо только, что у Ларисы куртка белая, в темноте заметна.

Нам теперь предстоит ночной марш-бросок на десять километров по лесу вверх по склону, а с нами девочка, да ещё Марио не хочет бросать свою базуку.

— Тогда женись на ней, — рычит синьор Соргоно, нечасто он сталкивается с неповиновением.

— Тогда я не смогу брать её с собой, — возражает Марио.

Он что? С ума сошел от грохота? Так не первый же бой.

— Марио, — тихо приказал проф, — брось её.

Марио вздохнул, последний раз погладил ложе и положил базуку на землю.

Побежали. Ларису по очереди тащили за руку, а Марио даже пронёс некоторое расстояние, наверное, чтобы оправдать потерю своего драгоценного тяжёлого вооружения. И всё равно дорога обратно заняла вдвое больше времени, чем туда. «Быстрее», — хрипел синьор Мигель. Хм, погони вроде нет. Куда мы так торопимся? И вот наконец «Феррари». Все завалились внутрь и долго не могли отдышаться. Между прочим, нас девять, а кресел восемь. Если не прядётся драться, это всё равно, а если придётся? Бедного Марио пристегнули к полу. «Чтобы не упрямился больше», — приговаривал синьор Соргоно. На самом деле он уже не сердится: у каждого солдата есть игрушка, с которой невозможно расстаться, у него и у самого такая есть. А у меня она ещё менее портативная, чем у Марио, — мой «Феррари». Проф — самый разумный человек, у него — это маленький карманный бластер с золотой пластинкой «Генералу Галларате».

Я запустил тесты (пока они идут, я хоть перестану дышать, как загнанная лошадь; ни разу не видел, но говорят — зрелище), раскидал между пассажирами бластеры; надеюсь, синьор Мигель стреляет не хуже Марио.

Взлетаем. Скорее вверх. Летучие коты, ястребы и церберы! Даже два «Джела» — это было бы очень плохо, а два «Сеттера» — смертельно. Нас угробят свои?! Эти из третьего истребительного, я увидел эмблему и даже разглядел один из номеров.

— Ну и шуточки у вас, лейтенант! — заявил я на боевой частоте. — А если я обижусь?

— Энрик?!

— Энрик, Энрик, — подтвердил я.

— А мне сказали…

— Вы на земле доложите мне, что вам сказали, — прервал его синьор Мигель. — Будьте добры, синьоры, сопроводите нас в Палермо.

Его голос узнали.

— Есть, — услышали мы дважды.

Нет уж, с облегчёнными вздохами я подожду до Лабораторного парка. И то… Теперь я хорошо понимаю, что означают слова «дамоклов меч». Это навсегда, это никогда не кончится. Война стара, как человечество. И не похоже, что она уйдёт раньше, скорее наоборот. Где-нибудь, когда-нибудь, когда все мы вымрем, взорвётся какой-нибудь давно заложенный на хранение боеприпас, у которого вода разъела оболочку. И напугает каких-нибудь крыс, которые, конечно, переживут всё.

— А что бы вы сделали, если бы он не сломался? — спросил я синьора Мигеля.

— Ты спрашиваешь, стал бы я стрелять в детей? Нет. Я понимаю, что тебе дороже всего Лариса, но — нет.

Я боялся услышать другой ответ. Почему-то я был уверен, что Ларису мы бы спасли и так.

— Теперь я понимаю смысл легенды о сорока семи самураях[11], — сказал я. — Помните?

— Помню, — ответил синьор Мигель. — Ты — меткий стрелок.

Он имел в виду что угодно, кроме стрельбы как таковой.

Глава 17

Все три катера благополучно приземлились в Лабораторном парке. Было раннее утро. Я схватил Ларису за руку, и мы побежали к моему компьютеру: надо срочно успокоить Ларисиных родителей. Синьор Арциньяно ещё не успел толком порадоваться, как проф через интерком велел нам освободить линию: сейчас там будет совещание в верхах.

— Пошли разорим холодильник, — предложил я Ларисе.

За ранним завтраком Лариса постаралась убедиться, что я на неё не обижаюсь. Остановить её не было никакой возможности, в результате, краснея и смущаясь, она призналась, что читает любовные романы. Ну а уж там не дай бог героине потерять непорочность. Надо же… нашли главное в жизни. Хм, всю жизнь думал, что эти романы читают одни идиоты, а у Ларисы с головой всё в порядке. Придется прочитать парочку, вдруг я всю жизнь ошибался.