Самурай

Виктор, впрочем, догадался, что происходит что-то важное. Он подмигнул мне и увёл мамашу сразу же, как только все встали из-за стола. Лейтенант пошел тестировать катер.

Надо прощаться.

— Берегите вашего племянника, капитан, — слабо улыбнулся синьор Мигель.

— Может, лучше я поберегу своего дядю? — ехидно предложил я. — У меня это лучше получается.

— Генерал, — сказал Стромболи серьёзно, — кажется, вы собирались дать мне одну вещь…

— Я не дамся, — заявил я так же серьёзно. Дядя Маттео поднял брови:

— Для поддержания легенды, если будет надо, ты не только дашься, но и будешь вопить и хныкать, если я кому-нибудь скажу, что ты плакса, понял?

— Точно, — подтвердил синьор Мигель, — однажды один парень позволил себе руку отпилить, чтобы никто не догадался, кто он такой на самом деле.

Капитан слегка покраснел.

— Ладно, — проворчал я, — только не вздумай ляпать, что я плакса.

— Я никогда не ляпаю, в отличие от некоторых, — отрезал капитан.

Синьор Мигель улыбнулся. Как крокодил.

Понятно, оперы тоже не слишком почтительны. И как этот мир ещё не развалился из-за нарушения субординации?

Проф опять прижат меня к себе.

— Не лезь на рожон! — в очередной раз велел он.

— Хотел бы я знать, где находится этот самый рожон, — ответил я, — слазал бы один раз, и все.

— Разбойник, — ласково сказал проф.

— Как тебя зовут? — внезапно спросил дядя Маттео, как только катер взлетел в небо.

— Энрико Стромболи, — ответил я.

— Хорошо. Твоего отца звали Либеро, погиб он в автокатастрофе два года назад, через два дня после твоего дня рождения, часы — его подарок, ты их не снимаешь. Ясно?

— Ясно. А чем он занимался?

— Сейчас я всё скажу. Он был владельцем программистской фирмы, поэтому ты, при всем твоем нынешнем раздолбайстве, недурно программируешь. Вразнос ты пошёл недавно, месяца три назад, когда перестали действовать увещевания: «Папе бы это не понравилось».

— Хорошо. А в чём заключается раздолбайство?

— Прогуливаешь уроки, слишком агрессивен, часто дерёшься, причём всегда выступаешь в роли зачинщика. Дерзишь взрослым. Завалил тренировочные экзамены — ты же у нас в восьмом классе. Да, папа был хороший и всё понимал, а дядя Маттео — так себе. Ты его побаиваешься и откровенничать с ним не будешь.

— Понятно. Хорошо, что с плаксой это не согласуется. А почему я пошёл вразнос?

— Ну-у у тебя отбили девочку. Ты зверски избил её нового парня, он в больнице лежал.

— Слишком много ты обо мне знаешь, — проворчал я, — но если бы у меня отбили девочку, я бы его не в больницу уложил, а в морг. Может, лучше, он её сильно обидел?

— Нет, не лучше. Пойми, Энрико, там, на Селено, несколько тысяч мужчин и всего десятка три женщин. Там только каторжники и охранники, причём охранники тоже проштрафившиеся. Это считается очень серьёзным наказанием, год в охране на Селено, поэтому жену и детей туда никто не потащит. А каторжники тоже, многих бросили жены, и они из-за этого совершили что-то противозаконное, или, наоборот, они туда попали, и их уже не ждут. Так ты будешь вызывать сочувствие.

— Э-э, где ты видел парня, который признается, что его бросила девочка?

— А тебе и не надо кричать об этом на всех углах, просто держи это в голове, пока не ощутишь как факт своей биографии. А может, и пригодится пооткровенничать.

— Бр-р, нельзя так. Нельзя этим пользоваться для расследования.

— Энрико, мальчик, мы едем подглядывать и подслушать, ясно? В этом состоит наша работа. Ты считаешь, что её не надо делать?

— Нет. Ладно, я понял, — сказал я обречённо.

— Там засыпало сто сорок семь человек. Тридцать пять тел уже выкопали к тому моменту, как мы с синьором Мигелем поехали в Лабораторный парк. И шестнадцать живых, но медики за них не ручаются.

— Понятно, и от повторения никто не застрахован.

— Если мы с тобой не поймём, что случилось. Как тебя зовут?

— Энрико Стромболи.

Он меня ещё погонял по моей легенде. Потом показал мне карту посёлка третьей шахты, предупредил относительно всяких опасностей, там ещё зима и мороз (хоть узнаю, что это такое). Наконец удовлетворённо вздохнул:

— Ладно, подремли, что ли. Лететь ещё больше часа.

Глава 26

Через час дядя меня разбудил:

— Переодевайся, скоро прилетим. Жарко и неудобно во всей этой амуниции.

На Селено сейчас ночь. И снег идёт. На перчатке снежинки остаются лежать, а на голой ладони превращаются в капельки воды.

Нас уже ждали. Встречающие были совсем заснежены.

— Майор Рольяно, — представился старший. — Начальник охраны третьей шахты.

— Капитан Стромболи. Следователь второго отдела СБ. А это мой племянник Энрико, приходится возить с собой, — извиняющимся тоном сказал дядя Маттео.

Я опустил голову и смутился: сейчас он будет на меня жаловаться.

— Не могу сказать, что рад вас видеть, повод уж больно… — резко заявил майор.

— Я понимаю, — ответил капитан, — со мной всегда так.

А ведь майор не поэтому так резок. Он старше по званию, но он здесь — значит проштрафившийся и наказанный. А у этого капитана слишком много полномочий. И майор себя уважает, значит, изо всех сил будет не подлизываться.