Самурай из Киото

Было ли это предчувствие, которое сродни Небу, или Язаки отчаянно трусил, ни Натабура, ни Юка не успели понять. Вначале резко пахнуло такубусума, а затем раздался нарастающий шорох, и с десятка два человек перебежали открытое пространство между полосками кукурузы и скрылись на другой стороне поля.

– Пригнись! – крикнул Натабура.

Несколько беглецов упали, пораженные стрелами, а из кукурузы, как тараканы, полезли карабиды.

Все последующее происходило очень быстро. Язаки словно куда-то провалился. Афра мелькал где-то рядом, но словно на задворках осознания. Юка сделалась словно пелеринка – воздушная, неуловимая – настолько быстро она двигалась. Сам же Натабура на мгновение припоздал, боясь раздавить путающегося под ногами Афра. Карабид, выскочивший из кукурузы, никак не ожидал увидеть перед собой вооруженного человека. Он отпрянул с тем, чтобы бросить лук и выхватить меч, но Натабура, конечно, не дал ему такого шанса и ударил косо через плечо – камасернэ. Причем он уже знал, что санэ – доспехи в виде птичьей груди – не пробить режущим ударом, ибо даже голубой кусанаги скользил по ним. Поэтому целился в узкий зазор между санэ и шлемом. И хотя зазор и был прикрыт кольчугой, она не выдерживала удара кусанаги. Карабид как-то по-поросячьи хрюкнул и стал заваливаться на бок. Рассек ли Натабура ему шею или кольчуга смягчила удар и он просто перебил артерию, времени разбираться не было. В такой сутолоке останавливаться было крайне опасно. Затем он уклонился от какой-то тени сбоку – почти распластался меж корней кукурузы и подсек карабида под ноги вместе со стеблями, что дало некий запас времени. Вышел на удар тычком в пах – одёрэ, благо карабиды налетали, как мотыльки на свет лампы. Подскочил выше голов, отрубил одну, не защищенную шлемом, и, опережая следующего карабида, завалил его, как борова, проткнув сбоку тычком санэ.

После этого наступило затишье. Все куда-то делись, пропали, и только они вдвоем с Юкой стояли на вытоптанной поляне. Оказывается, все это время они дрались спина к спине. В ушах стоял шелест скошенных стеблей и хрипы карабидов. Тошнотворно пахло горячей кровью и резким такубусума.

Натабура улыбнулся, глубоко дыша:

– Я не знал, что ты так умеешь, – и подумал, что если его удары были с проносом, то она двигалась с четкой фиксацией положения тела. Это давала необычайную скорость, ибо заметно укорачивало траекторию. Насколько это было эффективно он понял, когда зарубил второго карабида – Юка, принявшись за третьего, уже мелькала где-то в полу-цуэ от него. Рука у нее оказалась очень твердой. Он видел, как она не побоялась провести прием, который назывался святым ударом в грудь и который срабатывал только за счет точного выбора момента. Для этого надо было предугадывать движение противника. А это, учитывая твердость санэ, было подобно высочайшему искусству не без участия Будды. Он едва не добавил: «Уважаю», но вовремя прикусил язык, ибо убоялся, что девчонка возомнит из себя бог весть что. А только улыбнулся до ушей. Вообще, эта улыбка перла из него так, словно пиво из кувшина. И он никак не мог себя остановить.

– Да, мне знакомо это оружие, – ответила она, тряхнув головой и втыкая чужой меч в землю. Ее волосы разлетелись, как осеннее пламя, сродни желтеющим листьям кукурузы.

Молодец, подумал Натабура. Молодец! Умница! Опять эта дикая улыбка. М-м-м… как болят… Отобрать меч у карабида – это кое-чего значит! Но как? Тонкая и стройная, изящная до умопомрачения. Где она взяла силы? Ой-ой! Зажал себе рот: то ли болели зубы, то ли смешинка попала.

– Неужели ты дралась этим? – вымолвил Натабура, глядя на другой меч – тика-катана – облегченный, сделанный специально для женщин. – Я не видел его у тебя.

Она взглянула на него, и сердце его в довершении всего скатилось куда-то в пятки. Он не знал, а только чувствовал, что так смотрит только влюбленная женщина. Нет, не может быть, думал он. Я не готов, не потому что боюсь, а потому что чего-то не понимаю. И не знаю, хорошо это или плохо. Я вообще ничего не знаю. Боже, как тяжело-то!

На самом деле он был не так уж оригинален. Просто по натуре он принадлежал к той категории мужчин, которые предпочитают долгое-долгое вступление. Самое странное, что, похоже, Юка, сама не зная того, тоже принадлежала к той же категории людей. Пусть в этом тоже будет тайна, сумбурно думала она, некая душевная чистота, волнующая неразбериха в чувствах. Пусть мы пройдем это вместе и скажем друг другу: «Спасибо». Она ощутила его заботу и хотела сказать, что в душе не так уж беззащитна, как кажется, но сказала другое:

– Ты забыл – мой отец был величайшим мастером. Драться двум мечами он учил меня с детства. – Боже, как трудно! – подумала она.

Но именно из-за этих мыслей он чувствовал, что она более цельна по натуре, чем он. Нечто огромное, бесконечное, как ветер в небесах, охватило его, и ему стало горько. Он даже открыл рот, чтобы глупо поведать об этом, но помешал Афра, который выскочил, с головы до лап облепленный жесткими листьями кукурузы.