Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945

Впрочем, кодекс самурая никогда не требовал, чтобы человек всегда был готов совершить самоубийство. Одно дело рисковать жизнью, вступая в бой, и совсем другое – добровольно лишить себя жизни. В первом случае смерть может считаться оправданной и не вызовет сожаления. Мужчина должен жить с высоко поднятой головой и так же умереть. Погибнув в бою, он не запятнает ни своей чести, ни чести своей страны, а умрет с чувством выполненного долга. Избравший путь воина всегда должен помнить об этом.

Но можно ли, оставаясь спокойным, решиться добровольно лишить себя жизни всего через несколько часов?

Однако не следовало забывать, что мы находились на службе в военно-морском флоте, где приказы не обсуждались.

Зловещая тишина воцарилась после обращения капитана Миуры. Мы отдали честь, капитан удалился, и летчики разбились на группы.

Я спросил двух назначенных моими ведомыми пилотов, правильно ли они поняли приказ капитана. Они кивнули.

– Тогда, думаю, вы готовы к тому, что нам предстоит сделать. Могу дать вам только одно указание: держитесь рядом с моим самолетом, пока мы не долетим до цели. Не отрывайтесь от меня. Что бы ни происходило, будьте рядом.

Они оба были очень серьезны. Рано постаревшие молодые ребята! Каждому из них было всего-то по двадцать лет.

К нам присоединились Муто и его ведомые. Муто улыбался и шутил:

– Что ж, раз всем нам предстоит через несколько часов умереть, давайте-ка еще раз посмотрим друг на друга. Хочу запечатлеть в памяти ваши милые лица, чтобы вспоминать их в другой жизни.

От его шутки стало легче, мы засмеялись и сели на землю. Муто продолжал смеяться и шутить. Но вскоре шутки стали казаться банальными, и мы смеялись через силу.

К нам подошли несколько освобожденных от выполнения задания летчиков. Они принесли подарки, которые нашлись среди их скудных личных запасов: сигареты, сладости и несколько бутылок газированной воды. Своими подарками они, конечно, пытались подбодрить нас, выразить свое сожаление по поводу того, что не их, а нас выбрали для выполнения этого смертельного задания. Мы по достоинству оценили их поступок. Запасы самого необходимого на Иводзиме были почти полностью исчерпаны, и мы понимали, что, вручая нам эти скромные подношения, они отрывают от себя последние крохи…

В их широко раскрытых глазах таилась грусть, выражавшая их истинные чувства лучше ненужных сейчас слов. Муто больше не шутил. Погруженный в свои мысли, он молча сидел, опустив голову. Воздух казался наэлектризованным от вновь воцарившегося напряжения.

Пришло время отправляться на последнее задание.

Пилоты третьей тройки вышли из палатки, и мы все вместе направились к своим истребителям. Остановившись рядом с самолетом, я взглянул на свой парашют. После этого все как один девять летчиков отстегнули парашюты и побросали их на покрытую вулканической пылью взлетную полосу.

Мой Зеро не заводился. Я старался, но запустить двигатель мне не удавалось. В конце концов он все-таки завелся, но сильно вибрировал. Двигатель явно был не в порядке.

Этот самолет два дня участвовал в боях, и работавший во время воздушных схваток на пределе своих возможностей двигатель почти вышел из строя. Когда я переключался с одного магнето на другой, винт не просто замедлял вращение, а почти останавливался. Только с обоими работающими магнето он мог нормально вращаться.

В других обстоятельствах я не стал бы даже пытаться вылететь на находящемся в таком состоянии самолете. Но теперь? Мне стало не по себе. Я посмотрел на другие истребители. Механики пытались что-то наладить в четырех из восьми других самолетов, трудности были не только у меня.

Но кому сейчас нужен самолет в безупречном рабочем состоянии? Запомни, Сакаи, это полет в одну сторону. Тебе нужно пролететь всего 450, а не 900 миль. Ты не вернешься с этого задания. Неисправный двигатель перестал волновать меня. Я ждал, пока он прогреется.

По взлетной полосе один за другим пронеслись восемь бомбардировщиков. Первый Зеро стал выруливать на позицию для взлета. Я медленно последовал за ним, мои ведомые не отставали от меня.

По обе стороны взлетной полосы выстроились механики и летчики. Сняв головные уборы, они махали нам вслед носовыми платками. Мы взлетели и, разбившись на тройки, повернули туда, где должен был находиться флот противника.

Я чувствовал себя опустошенным, мое казавшееся безжизненным тело окоченело. Остров Иводзима выглядел точкой на горизонте, которая становилась все меньше и меньше.

Я чувствовал себя песчинкой. Один, в крохотном истребителе среди бескрайнего простора океана.

Оглянувшись, я уже не смог разглядеть исчезнувший за горизонтом остров. Перед глазами все расплывалось и дрожало. От огорчения у меня кружилась голова.

В небе передо мной вдруг возникло лицо матери. Видение, но каким реальным оно казалось!

Она улыбалась мне. Она не знала, что вскоре я должен умереть, собственноручно лишить себя жизни. Я стал вглядываться в ее лицо. Видение медленно растворилось и исчезло.