Читаем Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945 полностью

Но человеком из моей военной жизни, которого я никогда не забуду, был лейтенант Дзанити Сасаи, мой непосредственный начальник, командовавший, вероятно, самой лучшей эскадрильей истребителей японских военно-воздушных сил. Под командованием Сасаи служили четыре лучших японских аса – Нисидзава, Ота, Такацука и я. Не будет преувеличением сказать, что все, кто летал с Сасаи, без колебаний отдали бы свою жизнь ради защиты молодого лейтенанта. Я уже поведал, как его личное вмешательство помогло мне во время малоприятного путешествия с острова Бали в Рабаул. Не раз тогда я удивлялся его присутствию, считая происходящее галлюцинацией, – трудно было представить, чтобы командир эскадрильи, словно простой ординарец, ухаживал за оказавшимся на больничной койке человеком. И тем не менее, Сасаи занимался именно этим.

В свои двадцать семь лет Сасаи не был женат. В своей комнате он хранил портрет Ёсицунэ, легендарного японского воина. Сасаи с презрением относился к существовавшим на флоте кастовым различиям и, так же как большинство простых летчиков, мало заботился о своей одежде и выправке. Возможно, на этом и не стоило бы заострять внимание, но не следует забывать, что от офицера японских вооруженных сил требовалась безупречная выправка.

После нашего прибытия в Лаэ я был изумлен, с каким вниманием Сасаи заботится о благополучии и здоровье подчиненных ему летчиков. Стоило кому-то заболеть малярией или какой-нибудь еще тропической болезнью, среди которых настоящим бедствием был грибок, заставлявший гнить человеческую плоть, Сасаи первым оказывался у койки больного, старался утешить и поднимал скандал, добиваясь от служащих госпиталя необходимого ухода за своим подчиненным. Стараясь помочь, он бесстрашно подвергал себя опасности заразиться самыми страшными из известных человечеству болезней. Для нас он стал легендой. Мужчины, жаждущие вступить в бой и готовые без колебаний убивать, не стеснялись плакать, наблюдая за поступками Сасаи, и клялись в верности молодому офицеру.

Однажды вечером мы с изумлением увидели, как Сасаи зашел в госпиталь, чтобы навестить одного из летчиков, чья кожа была изъедена грибком. Никто не знал, заразна или нет эта болезнь, все лишь видели, какие нестерпимые муки она доставляет. И тем не менее, именно Сасаи ухаживал за несчастным, именно он лишал себя сна и старался утешить больного.

И все это делалось с явным пренебрежением к тому, что представляло собой самую строгую в мире систему кастовых различий среди военнослужащих, когда малейшее отступление от принятых правил подчиненным влекло за собой дисциплинарное взыскание – вполне справедливое, по мнению вышестоящего офицера, – путем жестокого избиения или даже смертной казни. Даже здесь, в Лаэ, где в джунглях находился всего лишь небольшой аванпост, иерархия соблюдалась неукоснительно. Казалось немыслимым, чтобы кто-то мог позволить себе неуважительное отношение к офицеру.

Сасаи, будь у него такое желание, имел все основания требовать соблюдения кастовых различий, ведь он был выпускником академии в Этадзиме, но он никогда так не поступал. Возможно, другие офицеры возражали против этого, я не знаю. Но Сасаи частенько отказывался от более удобного офицерского жилья с его меньшей скученностью и проводил много времени с нами.

С подчеркнутым вниманием он следил за нашим здоровьем. В Лаэ по предписаниям медиков в целях профилактики мы через день должны были принимать таблетки хинина. Летчики их терпеть не могли за горечь. Обнаружив, что его подчиненные увиливают от приема положенной дозы, Сасаи обращался с ними как с детьми. Он брал в рот несколько таблеток, разжевывал их и облизывал губы. Обычный человек с отвращением выплюнул бы их, но только не Сасаи. Ни один из наблюдавших, как командир его эскадрильи проделывает это, не посмел бы жаловаться на горечь хинина!

Оставшись наедине с Сасаи, я выразил удивление его умением поглощать хинин столь необычным способом.

– Не считай меня двуличным, – спокойно объяснил Сасаи, – я его ненавижу, как и все остальные. Но я должен уберечь своих людей от малярии. По правде говоря, я поступаю так же, как поступала моя мать, когда я в детстве болел.

Во время наших многочисленных бесед Сасаи рассказывал мне о своем детстве, о том, как тяжело болел, оставаясь много лет прикованным к кровати. Со смущением он поведал мне, как капризничал, не желая принимать лекарство, и как его мать делала вид, будто ей нравится горькое лекарство, необходимое для спасения жизни своего больного малыша.

Благодаря многолетним стараниям матери Сасаи постепенно выздоровел. Он приложил массу усилий, чтобы закалить свое слабое тело, частенько испытывая нестерпимую боль во время тренировок на выносливость. В старших классах школы он забыл о своих болезнях и даже стал чемпионом по дзюдо. В Военно-морской академии и летной школе Сасаи выделялся среди остальных своими успехами в учебе и спорте.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное