Самые богатые люди Земли. Большая двадцатка

Несмотря на то что в ближайшие годы принцу не светит занять место Уоррена Баффета или Билла Гейтса, как пиар-проект саудовской королевской семьи он отработал на все сто процентов. По крайней мере, у подданных монарха и друзей семейства слава принца должна вызывать удовлетворение. Расточительность и алчность Саудитов долгое время вызывала растерянность у западных бизнесменов, пытавшихся иметь с ними дело. Теперь у них есть предмет гордости – порядочный и щедрый отпрыск, который демонстрирует удивительную способность зарабатывать капитал «благодаря своему уму и тяжелой работе».

20,8 миллиарда долларов МИХАИЛ ФРИДМАН Mikhail Fridman

В маленьком баре на Патриарших прудах иногда можно увидеть такую картину. В разгар ночного веселья на сцену вальяжно и внушительно выходит большой и неуклюжий человек, он садится за пианино и играет тихую и чувственную, как песня фавна, мелодию Гершвина. Когда последние звуки растворяются в какофонии приглушенных голосов и сигаретном дыму, человек встает из-за рояля, раскланивается, и на его лице появляется беспомощная и утешительная улыбка, свойственная лишь богам и небожителям. Потому что ее обладатель вовсе не бедный музыкант и не скучающий рантье. Это Михаил Фридман, владелец империи «Альфа», один из самых богатых и могущественных людей России.

В 1964 году в городе Львове в семье инженера Марата Фридмана родился сын Миша. Никакие исключительные обстоятельства не сопровождали ни рождение, ни первые годы жизни ребенка. Родиться во Львове с фамилией Фридман было так же естественно, как родиться в Англии с фамилией Смит. Можно даже сказать, что Мише повезло трижды. Он родился в еврейской семье. Эта семья жила в одном из самых еврейских мест в Советском Союзе. Ну и наконец, ни национальность родителей, ни их убеждения не мешали им быть примерными и успешными советскими гражданами: и отец, и мать Михаила Фридмана работали инженерами. В 1989 году Марат Фридман в составе коллектива авторов был удостоен Государственной премии за разработку систем опознавания для военной авиации.

Миша рос классическим еврейским мальчиком в классической еврейской советской семье. Избалованный, изнеженный ребенок был окружен постоянной неусыпной заботой мамы, бабушки, тетей, дядей и других родственников. До традиционной скрипки дело не дошло – Миша учился в музыкальной школе по классу фортепиано, но все остальные прелести еврейского воспитания ощутил сполна. Над ним кудахтали с утра до ночи, оберегая его от всех мыслимых и немыслимых опасностей, которые подстерегали раскормленное «сокровище» дома и на улице. Ему не позволялось дружить с дворовыми мальчишками, играть в футбол, одному переходить дорогу, гладить кошку, пить холодную воду, высовываться из окна, кататься на велосипеде, бегать… Потому что Миша мог разбиться, порезаться, поцарапаться, заболеть, наконец, умереть. В ясли и детский сад Мишу отдавать не стали: при мысли, что могло произойти с мальчиком в казарменных условиях советского дошкольного учреждения, у любой нормальной еврейской мамочки случился бы сердечный приступ. Мишина мама была подлинной еврейской матерью, с той только разницей, что в этом мире вряд ли были вещи, способные вызвать у нее сердечный приступ. Она была женщиной крутого нрава. Поэтому, когда мама сказала, что сын остается дома, ей не перечили. Воспитанием Миши занялась бабушка, которая жила вместе с ними. Внук рос нежным, чувствительным и впечатлительным, словно и правда спустился на эту землю с небес по прозрачному звездному лучу. Замирал, едва услышав первые звуки прекрасной музыки, записанной на пластинке. Все живое – кошки, птицы, собаки – приводило его в восторг. Миша часами рисовал и переводил килограммы бумаги, которую приносил с работы отец, пытаясь воплотить на белых листах волновавшие его нежную душу образы и мечты. Миша рисовал парусники с белоснежными парусами и изящные фрегаты с острыми и высокими мачтами. Рисовал до тех пор, пока мама не отобрала карандаши, посчитав, что они слишком опасны для ребенка: карандашом можно выколоть глаз, проткнуть артерию или случайно упасть на него, как на шпагу…

Опасности таились во всем, и с годами их становилось все больше, как и тех правил, которые регламентировали жизнь Миши. На службе родители демонстрировали верность идеям коммунизма и посильно участвовали в его строительстве под руководством всех сменявших друг друга вождей. Дома же учили сына Мишу жизни в замкнутой еврейской общине, без устали внушали, что ее интересы стоят особняком от того, что заботит и волнует, радует или тяготит «всех этих» остальных, к их кругу не принадлежащих. Возможно, эта двойственность повлияла на черты характера будущего олигарха. Романтичный и неуравновешенный, Миша остро воспринимал любые события, которые не вписывались в его картину мира, и крайне тяжело переживал неудачи.