Самые интересные факты, люди и казусы современной истории, отобранные знатоками

Общее число наших лауреатов во всех номинациях не достигает и двух десятков. Причём трое награждённых — Бунин, Солженицын, Бродский — оказались эмигрантами. Бродский же вообще награждён в основном за англоязычную часть своего творчества.

Зато бесспорным фаворитом Нобелевского комитета Шведской Королевской академии наук уже несколько десятилетий остаётся наш заокеанский конкурент — США. Особо впечатлил 2009-й год, когда во всех номинациях, связанных с точными науками, премии получили только американцы. Причём — что весьма важно — уроженцы Соединенных Штатов Америки, получившие основное образование у себя на родине.

Эго важно прежде всего потому, что до сравнительно недавнего времени погоду в американской науке делали учёные, прибывшие из других стран или хотя бы прошедшие там полномасштабную научную подготовку. Так, великий спектроскопист начала ХХ века Роберт Вуд, будучи студентом, уехал учиться в Германию: американские университеты не могли предложить курсы обучения, соответствующие его таланту и трудолюбию. Полувеком позднее выдающиеся физики Ли и Янг — открыватели несохранения чётности в слабых взаимодействиях — или Салам — один из соавторов кварковой модели сильного взаимодействия — не могли похвастать безупречно американским происхождением: страна всё ещё импортировала ключевые умы.

Вдобавок основную славу науке США долгое время приносили блестящие экспериментаторы вроде Майкелсона или того же Вуда. Эго и естественно для страны всеобщего прагматизма. Заметные теоретики вроде Гиббса — одного из творцов физической химии и теплофизики — были там в XIX веке редчайшими исключениями. Даже в середине ХХ века молодой Ричард Фейнман чувствовал себя в Манхэттенском проекте белой вороной: практически все теоретики, превосходившие его по способностям, были беженцами из Европы, охваченной пожаром Второй мировой войны.

Но систематический импорт умов достиг цели. В стране сформировалась критическая масса учёных, способная и решать любые текущие задачи, и полноценно обучать новые кадры.

Правда, изрядную часть обучающихся составляют приезжие. Уровень преподавания в ключевых американских вузах столь высок, что туда нынче стремятся со всего мира, невзирая даже на высочайшие расходы (и на оплату преподавания, и просто на быт, скромный по местным меркам, но весьма роскошный по меркам большинства развивающихся стран). Говорят даже: американский университет — место, где русские и немецкие профессора за американский счёт учат китайских и индийских студентов.

Немалая часть этих студентов по окончании учёбы оседает за океаном, где им находится зачастую более эффективное — и неизменно более доходное — применение, нежели на родине. Поэтому средний уровень интеллектуальности страны постоянно растёт.

Штаты в этом смысле весьма похожи на кита, который заглатывает океанскую воду, фильтрует планктон, а пустую воду отправляет обратно в океан. Эта фильтрация умов и поддерживает высочайший уровень науки и техники.

Наша страна успешно держала паритет со Штатами именно в то время, когда поступала точно так же. Но мы прочёсывали ресурсы не со всего мира — хватало и собственных светлых голов от берегов Амура до янтарных копей Калининграда. Система физико-математических школ обеспечивала их достойную подготовку к любым университетам. Страна получала достаточную кадровую подпитку для поддержания научно-технического паритета с заокеанским конкурентом.

Где вся эта мощнейшая интеллектуальная опора теперь? Увы, нынче наша держава действует прямо противоположным образом. Мы, образно говоря, теряем свой планктон в пользу западных китов. В университетах и НИИ остаётся… вода, вода, кругом вода.

Мозг дороже золота

Речь о мозгах и технологиях, о том, как Россия разбрасывается и первым, и вторым.

Вернёмся в начало 1990-х годов, когда я работал советником будущего вице-премьера правительства России Сергея Михайловича Шахрая, лидера партии российского единства и согласия (ПРЕС). С болью в сердце и сожалением особо вспоминаю один доклад Сергея Михайловича в Государственной думе. Эго был запрос о правомерности продажи Южной Корее авианосцев советской постройки «Минск» и «Новороссийск». Увы, ни политическая, ни военная элита России не проявила к запросу должного внимания — не говоря уж о том, чтобы повернуть процесс вспять.

Между тем дело не только в том, что корабли, способные стоять в боевом строю ещё не одно десятилетие, проданы по цене металлолома. Это всего лишь арифметика. Но была в сделке ещё и высшая математика… политики. Причём многие подробности и по сей день заслуживают самого пристального внимания. Этому мы посвятим позже отдельный сюжет.

Впрочем, даже за авианосный металлолом мы явно недополучили. В пересчёте на тонну чёрного металла выручили почти вдвое меньше, чем тогда же американцы от продажи на слом ветхих корпусов своих кораблей.