Самые красивые корабли

Моржовые туши лежали на крупной гальке вверх клыками, раскинув в стороны ласты. Вокруг них копошились мужчины и женщины, а дети оттаскивали в стороны отрезанные куски, кидали собакам требуху.

Низко носились чайки и жалобно кричали, выпрашивая подачку. Когда кто-нибудь кидал в воду мясо, стая мгновенно бросалась на красное пятно, начиналась птичья драка, летели перья, и воздух звенел от чаячьего стона.

Тынэна таскала в кожаных мешках мясо и жир, срезала пласты сала с моржовой кожи, мастерила кымгыты — рулеты из моржового мяса.

Морж целиком шел на службу человеку. Голова с клыками доставалась охотникам по очереди: зубы и клыки — большая ценность. Кожа шла на покрышки для жилищ и байдар. Из кишок, очищенных от жира и высушенных на солнце, шились непромокаемые охотничьи плащи, мясо шло в пищу людям и собакам, жир согревал и освещал полог, даже моржовый желудок имел свое назначение. Его долго сушили на солнце, пока он не становился тонким и прозрачным. Потом его мочили в воде и натягивали на желтые деревянные обручи. Снова высохнув на солнце, он служил на празднествах и шаманских камланиях. Бубны, обтянутые кожей моржового желудка, рокотали громом морского прибоя, сочный и раскатистый звук поднимался высоко в небо, отражался от скалистых кряжей, от остроконечных горных вершин. В ненастные дни на священных камнях собирались певцы и танцоры.

Тынэна слушала рокотание бубна и вспоминала песню матери о самых красивых кораблях. Грусть заползала в сердце, уютно и мягко устраивалась и долго гнездилась там, напоминая о прошлом, о матери и отце, ушедших сквозь облака.

Проходя мимо старой яранги, Тынэна видела истлевшую моржовую кожу на крыше. Дощатые стены побелели, словно дерево могло седеть от печали и прожитых лет.

Тынэна перешла в пятый класс. Она вытянулась, похудела. Ей казалось, что ноги у нее растут гораздо быстрее туловища, и это вселяло в сердце смутное беспокойство. Вечерами, раздевшись, она подолгу рассматривала свои ноги и удивлялась их худобе и выпирающим на щиколотках костям.

Давно уехала из Нымныма радистка Люда. Радиостанцию перевели на вновь выстроенную полярную станцию — несколько домиков невдалеке от селения. Там не было ни одной яранги, и жители Нымныма сразу же стали называть станцию городом.

На полярную станцию привезли звуковое кино. Весть об этом пришла намного раньше, чем сама аппаратура и железные коробки с лентами.

Сначала в кино пошли взрослые. Тынэна пыталась заглянуть в окно, но оно было занавешено толстым шерстяным одеялом. Ей удалось увидеть только свое бледное отражение — широко расставленные большие глаза, круглый с пухлыми губами рот и приплюснутый стеклом нос.

А вот звук был хорошо слышен. И даже слова можно было разобрать:

Вставайте, люди русские!

Заведующий интернатом Иван Андреевич, он же и директор школы, объявил, что скоро будет устроен сеанс и для школьников. Фильм назывался «Александр Невский».

Тынэна собиралась в кино, как на праздник. Она достала свое любимое платье из красного вельвета, завязала в волосах красный бант. По улице селения шли группой, как на праздничной демонстрации: впереди шагал Иван Андреевич Быстрое.

Много лет прошло с тех пор, как в тундровом стойбище Тынэна впервые увидела учителя. Быстрое заметно постарел, похудел. Ко всему он отрастил еще желтые, похожие на моржовые, усы. Три года назад он женился, и у него рос сын, которого звали Валеркой. Жена Ивана Андреевича, Елена Ивановна, преподавала ботанику, и, в отличие от мужа, даже в классе, за своим учительским столом она казалась девочкой.

На осеннем сыром ветру вертелись лопасти ветродвигателя, со свистом рассекая отяжелевший от влаги юз дух.

Самая большая комната на полярной станции, служившая столовой, называлась по-морскому — кают-компанией. Школьники уселись на скамьи, расставленные рядами, и уставились на белый экран. Внимание, Тынэны сразу привлек большой черный ящик с круглой дырой, затянутой желтой материей. За спинами зрителей над аппаратом возился киномеханик — угрюмый, заросший черными волосами человек.

Окна занавесили плотными одеялами. Засветился экран. И вдруг вместо обычного стрекотания киноаппарата Тынэна услышала музыку.

Еще перед сеансом Иван Андреевич рассказал школьникам содержание картины, но то, что происходило на экране, невозможно было описать словами.

Музыка, живой разговор людей, действия людей на экране — все это было настолько удивительным, что за весь сеанс в зале не послышалось ни одного возгласа. Только раз, когда Тынэна смотрела на сцену сожжения крестоносцами малолетних детей, она вскрикнула и спрятала лицо в ладони.

После сеанса Тынэна долго сидела потрясенная, не в силах подняться с жесткой деревянной скамейки. Она ничего не знала о технике комбинированных съемок, о разных кинематографических фокусах — просто она видела реальный кусок жизни, наблюдала происходившее таким, каким оно было много веков назад.