– Слушаю, слушаю, продолжай, – послышался из темноты неторопливый голос.
– А вот в последние дни все думаю, будто изобрела я страшное оружие против фашистов, или, или… – тут Тынэна запнулась.
– Ну, говори, говори, – Елена Ивановна громко скрипнула кроватью.
– Ну, это несерьезно и стыдно, – тихо произнесла Тынэна. – Ну, будто я стала женой бойца-фронтовика, Героя Советского Союза, и он меня взял с собой… на фронт, медицинской сестрой…
В темноте наступило молчание. Потом Тынэна услышала приглушенный вздох Елены Ивановны:
– Ты и не заметила, девочка, как выросла. Тебе никогда не приходилось взглянуть на себя как бы со стороны?
– Да, – ответила Тынэна. – Как-то долго-долго смотрелась в зеркало, и так мне страшно стало. Будто там, за стеклом, стоит другая… Даже нет, словно я сама туда ушла и смотрю на себя…
"Красивая Танюша, – думала Елена Ивановна. – С такой красотой ей или большое счастье привалит, или… очень трудно будет в жизни".
Заскрипела кровать – видно, Елена Ивановна устраивалась поудобнее. Потом Тынэна услышала ее сонное дыхание.
Но самой ей долго еще не спалось.
Что-то большое и неожиданное входило в ее жизнь. Она сама толком не могла объяснить себе, что это такое. Просто иной раз сердце с болью замирало от ожидания и предчувствия того, что должно случиться большое, красивое, неожиданное, которое перевернет ее жизнь. Почему-то думалось, что это придет с моря, с той стороны, откуда в Нымным приходило новое, удивительное. Морская даль манила сердце. И Тынэна, сама того не сознавая, ждала плывущий к берегу ее самый красивый корабль. Какой он?
Какое оно, то, что русские зовут счастьем?
После окончания семилетки Тынэна осталась работать в Нымныме учительницей младших классов и курсов ликбеза. Хотела она было поехать в Анадырь, в педагогическое училище, но в селение приехал сам заведующий районным отделом народного образования и уговорил ее остаться: из-за военного времени не хватало учителей.
Внешне как будто бы в жизни Тынэны ничего и не изменилось. Она по-прежнему жила в интернате, только теперь не в общей, а в отдельной маленькой комнатке.
Надо было ремонтировать школу, а рабочих рук не было. Кое-как достали на полярной станции краску, материалы. Учитель физики переложил печи, сколотил расшатавшиеся парты и скамьи, вставил и замазал стекла. Тынэна красила парты и классные доски.
Лето в тот год выдалось трудное и холодное. Вельботы уходили далеко в море в поисках зверя. Туман не отходил от берега и стоял плотной стеной у прибойной черты, будто занавес, отделяющий море от суши.
Туман приглушал все звуки. Тынэна долго сидела на берегу и едва улавливала ухом чаячий крик. В ногах тихо плескалась вода, тишина мокрой ватой входила в уши.
Не видно горизонта и морской дали – один прибой, выталкивающий волну за волной из-за занавеси тумана.
Тынэна уже хотела уходить, как вдруг услышала какой-то посторонний приглушенный звук. Словно кто-то шел на веслах. Это мог быть вельбот, на котором неожиданно испортился мотор. Теперь такое часто случалось. Охотники жаловались, что моторы старые, а запасных частей достать негде.
Раздвинув плотное, сырое полотно тумана, показалась четырехвесельная шлюпка с обвисшим от влаги красным флажком на корме.
Шлюпка тупо ткнулась о прибрежную гальку, и на берег выпрыгнул молодой человек в темно-синем кителе и в форменной фуражке с блестящим козырьком. Отчего-то поначалу Тынэна обратила внимание именно на его одежду, а потом уже взглянула на его лицо.
– В вашем селении есть врач? – быстро спросил моряк.
Он был совсем молоденький, почти мальчишка, и форменная фуражка была явно велика для него, но все же каким-то чудом лихо сидела на голове. На верхней губе темнел пушок – тщательно оберегаемый признак мужества. Глаза были черные, блестящие, будто отполированные морскими волнами.
– Что уставилась? – по-мальчишески грубо крикнул моряк. – Русским языком тебя спрашивают: есть тут у вас врач?
– Есть, – ответила Тынэна.
– Проведите меня к нему, – приказал моряк.
Тынэна пошла впереди. Моряк шагал сзади, шурша галькой.
Сельская больница находилась на другом конце селения. Сначала молчали. Потом моряк засвистел какую-то песенку. Из дымовых отверстий яранг шел дым утренних костров, смешивался с туманом и стлался по земле, радуя запахом тепла.
– И вы тоже здесь живете? – наконец подал голос моряк.
– Как видите, – коротко ответила Тынэна.
– Учительница?
Тынэна молча кивнула.
Моряк прибавил шагу и пошел рядом.
– Скучно, должно быть, вам здесь? А? Все-таки край земли, конец материка…
Тынэна пожала плечами.
– Как к вам относится местное население? – продолжал моряк.
– Хорошо, – односложно ответила Тынэна.
– Иначе и не может быть! – с жаром произнес моряк. – Вот только язык у нас трудный. Русским он дается нелегко. А как вы объясняетесь?
– Я знаю язык.
– Да вы просто молодчина! – искренне восхитился парень. – Такой язык одолеть, наверное, потруднее, чем китайский. Да?
Не дождавшись ответа, продолжал:
– А я сейчас налегаю на английский. Нужный язык. Особенно моряку.